Включить. Выключить - стр. 15
– Котами занимаются доктор Финч и доктор Чандра. Крысами – только доктор Финч, – пояснил доктор Форбс. – Я не провожу опыты с животными – я клиницист. У нас превосходное оборудование, – продолжал он тоном профессионального экскурсовода, сопровождая Кармайна по коридору между виварием и лифтом. – На каждом этаже есть и мужской, и женский туалет, а также кофеварка, которую обслуживает наша мойщица лабораторной посуды Эллодис. Место для баллонов с газами – вот этот стенной шкаф, но кислород подается по трубке, как и водяной газ, и сжатый воздух. Четвертая трубка – вакуум-отсос. Особое внимание уделено заземлению и медным защитным экранам: мы работаем с миллионными долями вольта. Здание оборудовано системами кондиционирования воздуха, очистка ведется постоянно, так как никаких запретов на курение здесь нет.
Форбс прекратил жужжать, его лицо на миг стало удивленным.
– Термостаты уже работают. – Он распахнул дверь. – Наш читальный и конференц-зал. Больше на этом этаже помещений нет. Пройдем ко мне?
С первых же минут Кармайн распознал в Аддисоне Форбсе законченного неврастеника. Форбс щеголял жилистой, подтянутой худобой, которая выдавала в нем энтузиаста активного образа жизни, склонного к вегетарианству. В свои сорок пять он выглядел ровесником профессора, но кинорежиссер, ведущий поиск новой звезды, вряд ли задержал бы на нем взгляд. Лицевой тик и резкая, бессмысленная жестикуляция сопровождали его речь.
– Три года назад я перенес сильнейший коронарный приступ, – сообщил Форбс. – Чудом выжил.
Этим обстоятельством он был явно одержим – частое явление среди докторов медицины, которые, как объяснил однажды Кармайну Патрик, убеждены, что уж они-то никогда не умрут, но, почувствовав дыхание смерти, становятся невыносимыми пациентами.
– Теперь я каждый вечер пробегаю трусцой восемь километров – от Хага до моего дома. Жена привозит меня сюда по утрам и забирает костюм. Две машины нам уже не нужны – приятная экономия. Я питаюсь овощами, фруктами, орехами, иногда ем приготовленную на пару рыбу, когда жене попадается свежая, только что выловленная. Признаюсь честно, я чувствую себя превосходно. – И он похлопал себя по плоскому до впалости животу. – Еще лет пятьдесят прослужит, ха-ха!
«Нет уж, спасибо, – подумал Кармайн, – лучше смерть, чем расставание с жирными и вредными деликатесами из “Мальволио”. Но у каждого свой вкус».
– Как часто вы или ваш лаборант уносите трупы животных вниз, в холодильник на первом этаже? – спросил Кармайн.
Форбс растерянно заморгал.
– Лейтенант, я ведь только что объяснил: я клиницист! Я провожу клинические исследования, а не опыты на животных. – Его брови настойчиво рвались в противоположные стороны. – Скажу без ложной скромности: у меня талант назначать пациентам индивидуальные дозы противосудорожных препаратов. В этой сфере распространены злоупотребления – можете себе представить, что получается, когда какой-нибудь наглый терапевтишко берется сам прописывать антиконвульсанты. Обнаружит у незадачливого пациента идиопатию, и давай пичкать беднягу дилантином и фенобарбиталом, а у него пики лобной доли торчат кольями, хоть насаживайся! Я заведую клиникой эпилепсии при больнице Холломена и консультирую еще в нескольких больницах, а также руковожу энцефалографической лабораторией больницы Холломена. Но как вы понимаете, на заурядные ЭЭГ я не размениваюсь. Это занятие для Фрэнка Уотсона и его прихлебателей – неврологов и нейрохирургов. Предмет моего интереса – пики, а не дельта-волны.