Византия (сборник) - стр. 64
Когда они снова собрались, то с трудом узнали друг друга: у Аспренаса красовалось пятно, Туберо к своим добавил запахи Матуи, у Мамера кровоточило ухо, Эльва потирал ушибленную голову, а Потит дышал так часто, будто только что возвратился к жизни. Едва успел Аспренас открыть рот, как преторианцы с мечами в руках стали очищать площадь перед дворцом, куда направились проститутки.
Они ничего не понимали и все казалось им странным. Прибыли они по приказанию Элагабала, направленному именитым гражданам городов, чтобы присутствовать на назначенном в этот самый день бракосочетании Луны и Солнца, в образах финикийской богини Астарот и Черного Камня, бога императора. Послушный Брундизий послал их против их желания в Рим, который они увидели впервые. Не зная, что перед ними Дворец цезарей, они надеялись, что Атиллий откроет им его врата, и в качестве посланцев они будут присутствовать на церемонии венчания, которое, без сомнения, совершится под председательством императора.
Потит и Аспренас уже собирались излить свои жалобы, в особенности Аспренас, негодующий против Черного Камня и Элагабала, императора-жреца, как к ним подошел человек с бритым лицом, в черной одежде:
– Чужеземцы, вы желаете видеть Дворец цезарей? Он перед вами.
И так как они удивлялись, что, стоя перед Дворцом, не догадались об этом, то человек прибавил:
– Вы прибыли из провинции и хотите видеть императора? Я могу вас проводить.
При этом он дал понять, что это будет стоить несколько золотых солидов, и Туберо вручил их ему. Тогда он назвал себя:
– Чужеземцы, мое имя Атта, и я горжусь, что в Риме нет ученого, подобного мне.
Заметив, что Аспренас смотрит на него своим вымазанным в румянах глазом, он сказал:
– Да, я очень учен и легко могу рассказать тебе твое будущее!..
Предводимые им, они двинулись: впереди Туберо, Аспренас и Потит; за ними Эльва и Мамер, которых взял с собой в качестве слуг Туберо, любивший путешествовать с удобствами. Под портиками, охраняемыми гладиаторами, к ним устремились номенклаторы в пестрых шелковых одеждах. Туберо показал им пластинку из слоновой кости и печатью Брундизиума. Один из номенклаторов оттолкнул Атту:
– Уходи отсюда, собака! Тебя каждый день видят здесь гоняющимся за иностранцами! Убирайся, собака! – И он ударил его кулаком.
Атта извинился, но, отойдя подальше, крикнул:
– Берегись, раб! Рим еще вспомнит о твоем господине и о тебе также!
И он ушел, поклонившись брундизийцам, которые остались одни под портиками среди провинциалов, рабов и гладиаторов. Люди стекались в вестибюле, вымощенном яркой мозаикой и открытом в глубине яркому свету, слегка смягченному далекой зеленью. Меж больших декоративных колонн на ножках в виде пальмовых листьев, поддерживаемых серебряными кариатидами-атлантами, стояли громадные канделябры, увенчанные лотосами. Во внезапно открывшуюся обширную залу с пурпурными занавесами, вазами на ониксовых и агатовых подставках, ложами и сиденьями, украшенными слоновой костью вошли женщины. Они несли в ивовых корзинах множество цветов: белые и красные лилии, гиацинты, фиалки, сирень, гвоздики, розы, розовые лавры, синие и белые колокольчики; вся флора Рима и Италии была представлена здесь, разливая в ясном воздухе тонкое благоухание.