Витязь (книга 1 и 2) - стр. 40

Княжеский знаменосец хотел было ответить женщине все так же резко, но заглянув в ее жемчужные, лишенные зрачков, невидящие глаза, осекся и сбавил тон.

— Хорошо, Мара. Я передам светлому князю твои слова. Но, помни, если будет на это воля Мстислава Ольгердовича — я вернусь вместе с ним.

В ответ на неприкрытую угрозу, женщина только рассмеялась и, даже не оглядываясь на ратников, вошла в хижину.

* * *

Что не говорите, а за последнее время я не только сравнялся ростом с кровлей, но и поумнел существенно. Не зря говорят, что битиё определяет сознание. Да чтоб я раньше вот так, смирно прятался от каких-то гопников? Оставив терки женщине? Не, я парень по натуре не нарванный и даже флегматичный чуток, но если планка упадет, то все — тушите свет. И тогда мне пофигу на «меринах» они на стрелку подъехали или на жеребцах.

Дверь в избу скрипнула, открываясь.

— Степан, ты где? — позвала Мара.

— За домом, где же еще, — проворчал я. — Хозяева велели не геройствовать. А нам что, мы люди маленькие. Могем и в укрытии переждать.

— Это ты, верно, подметил, — добродушно рассмеялась женщина. — Куда уж меньше. Ни дома оставить, ни с собой взять. Сосунок, да и только. А еще удивлялся, что от него титькой пахнет.

И опять я не понял по ее голосу — шутит Мара, или всерьез соглашается.

— Выходи уже, дитятко. Бабушка покушать принесла…

При этом слове мой живот издал такое трубное урчание, что на корню пресек любое возмущение, а я даже покраснел.

— Вот, вот… — опять засмеялась женщина. — И как только дружинники тебя раньше не расслышали? Говорю с Михой, а сама думаю все время: «Глухой он что ли, знаменосец княжеский? Или, попросту, боится чудище лесное найти?» Накось, замори червячка, пока я обед спроворю…

Мара сунула мне в руки толстую краюху каравая, густо намазанную медом и пузатый, глиняный горшочек молока.

— Извини, Степан, сын Олегов, что на пороге угощаю, но тебе рано в избу соваться. Переколотишь мне там все горшки, с непривычки. А то и вовсе притолоку снесешь…

— Спасибо, — пробормотал я смущенно.

Жадно откусил от ломтя хлеба, пахнущего, словно самая лучшая в мире сдоба, прожевал торопливо, проглотил и с удовольствием запил прохладным, непривычного вкуса молоком.

— Козье?

— Шутишь? — вздернула брови женщина. — Стану я с этим вонючим отродьем возиться. — Медвежье.

— Что? — я чуть не поперхнулся, готовый поверить во все, что угодно. — Чье?

— Да коровье, коровье. Шучу я… — отмахнулась Мара. — Где это видано, чтобы медведица летом доилась? Зима ее время. Вот уж и впрямь несмышленыш. Ничего не знает. Ничего не видит. Вон, хлев прямо перед тобой стоит. А вон там — «лепешка» сегодняшняя, не убрала еще. Не уж-то и в самом деле так трудно одно с другим сопоставить?