Вирус - стр. 22
На самом деле Дано не знает, действительно ли у Билала болит живот. Это только его догадка. Но что еще это может быть, если его брат колотит своими маленькими кулачками по нижней части живота – все, что он может сделать, чтобы прогнать боль. Дано наблюдает за судорожными движениями малыша и пытается поймать его взгляд. Словно этим можно его отвлечь, заставить перестать стучать по напряженному животу…
Нет. Ничего не получается. Дано хочет спустить Билала вниз, на бетонное покрытие платформы. Закрыть глаза и зажать руками уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Вместо этого он прижимает Билала к своей груди, пытаясь разделить с ним его боль.
Мать лежит рядом на земле. Она хрипло, прерывисто дышит, ее лицо осунулось и утратило все краски. Мамина голова покоится на маленьком рюкзачке отца Дано, том самом, который он обычно носил на своем животе. Мужчина оставил его здесь, а сам ушел с Лине на руках за помощью, которую им не смогли оказать люди на другом конце телефонного провода. Они набирали 112, номер экстренной помощи, но им никто не ответил. Никто не сказал им «Здравствуйте, слушаю» ни на шведском, ни на английском, ни на арабском языке.
– Оставайся здесь, – сказал ему отец. – Приглядывай за матерью и братом. Мы скоро вернемся с подмогой.
Дано понятия не имеет, сколько с тех пор прошло времени. Кажется, что много, очень много.
– Мама? – окликает он мать. – Эми, ты слышишь меня?
Мама отвечает не сразу, но он видит, что она слышит его. Ее лицо сводит судорогой, она тяжело, с трудом поворачивается к нему, пытается открыть глаза, но после нескольких бесплодных попыток остается лежать с закрытыми.
– Да… Дан… – едва слышно произносит она.
Дано разбирает только это. Крик Билала заглушает все остальные звуки. Дано соскальзывает со скамейки, по-прежнему прижимая к себе вопящего брата, и становится рядом с мамой на колени. У него по щекам текут слезы, но мама их не замечает: она слишком измучена.
Но внезапно, когда он протягивает руку, чтобы погладить ее по щеке, она судорожно вздрагивает и рывком перекатывается на бок. Ее рвет, еще и еще. Вся платформа забрызгана зловонной желчью, но Дано кажется, что он видит в рвоте следы крови, и его захлестывает паника.
– Мама! – в страхе кричит он. – Мама, перестань, пожалуйста!
В паре метров от них на скамейке лежит молодой человек лет двадцати. На нем черные джинсы и выцветшая голубая футболка. Вылитый немец. В Германии Дано видел много похожих парней с такими же белыми, словно выгоревшими на солнце, волосами. Он начал кричать еще раньше Дано, завывая и ругаясь на языке, не похожем на обычный немецкий. Значит, вот какой он, этот шведский… Парень порывался было кинуться на них, но тут же остановился. На лбу его выступила испарина. Скорчившись, он начал хвататься за живот, точь-в-точь как это только что делала мама Дано. На секунду Дано заметил промелькнувшую в глазах парня ненависть, но тот был слишком слаб и, согнувшись пополам, вернулся обратно на скамейку, где замер в позе зародыша и ворочался лишь когда начиналась рвота.