Вира якорь! - стр. 34
Но старые моряки не тратили на берегу время на такие скучные дела, как посещение магазинов. Мы просто написали на бумажке кому что нужно и шипчандлер (местный судовой снабженец) в тот же день привез на судно полную машину барахла: японские магнитофоны, испанскую обувь, джинсы, свитера и так далее. Мы же, не теряя времени, группами по 2—3 человека пошли осваивать местные увеселительные заведения. Надо было как-то восстанавливаться после нокдауна. Сначала разбрелись по городу, но к вечеру как-то спонтанно почти все собрались в одном переулке в кабаке. Может быть это объясняется тем, что я один, кроме старпома, более-менее говорил по английски. Через меня было удобно общаться с официантами и посетителями кафе. К пьянке я относился отрицательно. А моряки пили самозабвенно, но сильно пьяных не было. Ребята все здоровые, с соответствующей закалкой. Замполит и капитан ходили в город самостоятельно. Они предпочитали развлекаться без свидетелей.
Местные красотки очень легкого поведения быстро заполнили пустующие столики вокруг нас. Время от времени они выдергивали из коллектива ослабевшего моряка и уводили куда-то. Меня это беспокоило. Но через некоторое время моряка под ручку благополучно приводили обратно в коллектив. На каком языке они договаривались – я не знаю.
Вечером решили, что на сегодня хватит. Стали расплачиваться с хозяином кафе. Рассчитались, сумма, видимо, получилась огромная. Хозяин-испанец со счастливым лицом приносит большущую бутылку джина мне в подарок и произносит на смеси английского и испанского краткую речь: выражает свое восхищение и любовь к русским морякам и просит завтра опять приходить. Моряки, не дождавшись моего перевода этой речи на русский, разлили джин по стаканам и выпили «на посошок». Испанец был шокирован. Он вообще думал, что кое-кто из-за стола подняться не сможет. Спрашивает меня: «Как вы до судна дойдёте? Они же упадут!». Мы его заверили, что с русским моряком такого быть не может. Если кто-то и упадёт, то только уже на родной палубе.
С большим трудом, с остановками в уличных кафешках у барных стоек, мы все-таки благополучно дошли до судна. На следующий день всё повторилось. Сейчас смешно вспоминать, а тогда я здорово волновался за своих моряков. Боялся, как бы чего по пьянке не случилось. Но всё обошлось.
За два дня пополнили запасы провизии, забункеровались водой и топливом и вышли из Лас-Пальмаса. Когда отходили и нужно было уже убрать на штатное место парадный трап, матросы, человек десять во главе с боцманом, почему-то носили его с полчаса по грузовой палубе, роняли, снова поднимали и при этом довольно стройно исполняли песню времен войны: «Нас извлекут из под обломков, подымут на руки каркас…» Капитан смотрел на это, вздыхал, но не вмешивался. Только один раз сказал мне: «Ну вот что с ними сделаешь? Они же как дети. Ничего, завтра они все будут в норме». Иван Петрович сам прошел матросскую школу, понимал этот процесс.