Виновата любовь? - стр. 26
Открыв дверь ключом-картой и очутившись наконец в своем номере, я с удивлением увидела, что на часах только десять с небольшим. Сбросив туфли, я со вздохом облегчения опустилась на кровать, уложила подушки повыше и выключила весь свет, кроме ночника на тумбочке. Головная боль не утихала – неужели это на всю ночь? Снова глотать таблетки было слишком рано, к тому же так мне не хватит до конца выходных, значит, нужно ограничивать дозу.
Минут пятнадцать я лежала, безуспешно пытаясь избавиться от мучительных мыслей, но события дня не шли из моей бедной больной головы. Я вновь видела глаза Дженет, говорившей о погибшем сыне, о том, как много я значила для него. Слышала, как в шоке отрицаю ее слова и то же беспомощно повторяю Мэтту, когда он их подтверждает. Неужели они оба правы? И все – все, кроме меня, – знали? Неужели я могла быть такой слепой и не замечать главного между нами? Теперь уже никто не ответит на эти вопросы. Вся моя решимость не возвращаться мыслями к Джимми пошла сегодня прахом. Сейчас, как никогда, я нуждалась в нем – хотела услышать его голос, увидеть улыбку, которая оживала в его глазах, стоило им встретиться с моими…
Не давая себе времени на раздумья, я спустила ноги с кровати и лихорадочно стала искать туфли. Поздно? Плевать. Есть только одно место, где я могу услышать ответы и сама сказать то, что хотела.
Выходя, я заметила удивленное выражение на лице швейцара, буквально двадцать минут назад пожелавшего мне доброй ночи. На улице стало еще холоднее, от ледяного ветра немело лицо. Свернув на тротуар, я быстрым шагом двинулась к конечной точке своего маршрута. Оправданием для столь поздней прогулки могла стать моя больная голова, но на самом деле мне нужно было умерить совсем иную боль. Никакого страха перед тем местом, куда шла, я не испытывала. Да и чего дурного ждать от призрака того, кого ты любил?
На темных улицах мне не встретилось ни души – слишком поздно и холодно для вечернего моциона. Под каблуками похрустывала уже затягивавшая тротуары тонкая корочка льда. Спрятав подбородок поглубже в шарф от кусачего ветра, я с железной решимостью шагала прямо в его безжалостную пасть.
На следующем повороте я невольно притормозила. Улица здесь заканчивалась, и впереди возникла церковь, одиноко стоявшая на вершине холма. Ближе всего к ней располагалось красно-кирпичное здание железнодорожной станции, но и его отделяли добрых две мили. К тому же оно скрывалось за высокой церковной изгородью, и даже днем я бы его не увидела. Такое уединенное положение, вероятно, должно было вызывать ощущение мира и спокойствия, но сейчас, морозной декабрьской ночью, у меня рождались совсем другие чувства.