Вино и Цветы - стр. 25

Я поддался. Как будто это был вовсе не я. Я исполнил то, о чём упомянул выше: я упал на колени и погрузился «с головой» туда. Я был дико возбужден. Я терзал её плоть так, как никогда до этого не делал ни с кем. Я шлепал её, тянул за волосы, душил и даже вставлял пальцы ей в рот и тянул, словно удила узды. Она дико кричала, но мне было плевать, что нас услышат, я был зверем.

Как только это дикое действие прекратилось и я кончил, она снова всасывала моё семя, а я почувствовал уже знакомую слабость. Не помню, в какой момент я задумался о том, что это всё попахивает какой-то откровенной мистикой, но кажется именно тогда. Точнее к утру, когда она высосала из меня все силы. Я словно был одурманен, я ловил себя на мысли, что я не думаю ни о чем, кроме Ассоль и секса с ней.

В её новом жилье, точнее логове, было обыденное убранство, довольно старое и безвкусное, эдакое эхо «Союза», собственно, как и там, где жил я. Ничего особенного: громадные шкафы, большой диван, куча коробок с различными вещами и запах, который наверное можно услышать только в таких домах.

Мы занимались этим с Ассоль в ту ночь не помню сколько раз, но точно больше семи. Моя эрекция была не правдоподобно твёрдой. Сквозь мысли о сексе я пытался думать и об этом, но тщетно. Только в перерывах между актами, я возвращался к этим мыслям, но усталость и бессилие затмевали их, а Ассоль бесконечно танцевала. Всё было словно во сне. Она грациозно двигала каждой частью тела, сексуально и притягательно, что я не мог оторваться. А потом она снова соблазняла меня, а я снова хотел её и не мог сопротивляться.

Я думал о том, что я готов умереть здесь и сейчас, упасть в ад, только бы это не прекращалось никогда. Я был безумен, как бывает безумен поэт, когда дофамин зашкаливает от влюбленности и он пишет свои лучшие вещи. Я был распутен словно Сатир, квартира была лесом, а Ассоль нимфой, за которой я бегал и нагибал там, где поймал. Стиральная машина, подоконник, ковёр на полу, стол, кровать; стоя, лёжа, сидя и так далее.

Лишь к утру я смог уйти от неё домой. Я был ни жив, ни мёртв, я висел где-то в пограничном состоянии. Спать и только спать. Промежность ныла, а от радости, той, что ещё была час назад, не осталось и следа. Вместо них были чудовищная прострация, страх, смятение. На работу я снова не пошёл. Я уснул на диване.

Я пробудился аж в седьмом часу вечера. Та же подавленность и меланхолия. Я пытался понять, было ли то, что происходило ночью на самом деле или это сны, сны сумасшедшего безумца. Я начал думать об Ассоль черти что. У меня начиналась паранойя.