Виндера. Однажды будет ветер - стр. 8
В апреле, едва подсыхали дороги, папу переполняло вдохновение. Он забирал Букашку из мастерской, и они с Альбертом шлифовали и красили ее, а мама с Риной наводили внутри уют. Когда все было готово, мама зажигала свечи с запахом бергамота и говорила загробным голосом:
– Готовы ли вы совершить обряд?
Это, конечно же, было поздно вечером, в темноте. Все, хихикая, садились за стол и соединяли указательные пальцы левой руки, а папа связывал их бечевкой. При этом вид у него был такой притворно суровый, что Альберт начинал похрюкивать.
– Да окружит нас священная тьма неизвестности! – завывала мама.
В блестящем бархатном платье и с высокой прической она была прямо как ведьма из театральных постановок. В актерские годы ей попадалось много таких ролей, так что играла она великолепно. Но настоящая мама была совсем другой. И от этого контраста становилось еще смешнее.
По ее команде все закрывали глаза и водили туда-сюда связанными пальцами, повторяя хором: «Крутись-крутись! Судьба – свершись!» – а потом тыкали наугад в разложенную на столе карту.
– Озеро Фалькост! – радостно объявлял папа. – Тут мы еще ни разу не были. Завтра же отправляемся!
И Фургон-хамелеон вез их к новой цели, оставляя позади сотни и сотни дорог. Он был уже стареньким и часто ломался, но никогда еще Рина не видела его в таком плачевном состоянии. Бедная Букашка напоминала свалку. От полумобиля остались только три сдутых колеса, битые стекла и остов кабины, оплетенный вьюнками. Прицеп вообще был сплошной грудой мусора. Под тонкими от ржавчины эмалированными листами виднелась труха и ветошь, осколки зеркал и посуды, сломанные приборы. И все это ощетинилось густой крапивой, а в голове Букашки царствовали муравьи.
Рина стояла посреди развалин испуганная и растерянная, как цыпленок, который только что вылупился из яйца и увидел обломки скорлупы, недавно служившие ему домом. Еще минуту назад все было в порядке. Минуту назад Рина спала в своей кровати на втором ярусе, а потом что-то выдернуло ее сюда – босую, в одних шортах и майке – и она упала, ударившись коленкой о камень. Было так больно, что аж в глазах побелело. Рина обернулась посмотреть, кто это ее толкнул, и увидела мертвую Букашку. Изъеденную солью, покрытую птичьим пометом, паутиной и мхом. Ни дать ни взять картина из кошмаров, но во сне не бывает так больно, даже если стукнешься о бортик кровати. Да и подобное наверняка разбудит: Рина просыпалась и от укуса комара.
– Мама! Па-ап? Альберт!
Тонкий голос полетел вместе с чайками над обрывом. С юга он резко уходил в воду, но назвать его утесом было бы преувеличением. Это был просто высокий берег, откуда открывался живописный вид на деревеньку Рыбоводье под холмом. Сверху видны были все ее бухточки, лодочные сараи и единственная улица, по которой проходил торговый тракт. Выглядел он непривычно пустынно. Дорога из светлых камней лежала среди холмов зигзагами, как не пойманная гимнасткой лента, и ее пыльную белизну не нарушали ни повозки, ни люди, ни козы. И ведь не скажешь, что ранний час. Солнце поднялось над водой уже на две ладони.