Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии - стр. 160

Однажды, в редкий вечер, когда я сидел у Ватанабе один и трезвый, я, сглотнув отроческую гордость, спросил у старика совета. Я несколько недель читал и перечитывал рекламные листовки вооружённых сил ООН, и мне был нужен толчок в какую-нибудь сторону.

Выслушав меня, Ватанабе усмехнулся, посасывая трубочку.

– И я должен дать тебе совет? – спросил он. – Поделиться с тобой мудростью, приведшей вот к этому?

Мы оба обвели взглядом крошечное заведение и расстилавшиеся за ним поля.

– Ну… да.

– Ну… нет, – решительно ответил старик, снова принимаясь за трубочку.

– Ковач?

Я моргнул и увидел перед собой Ортегу, она с любопытством смотрела мне в глаза.

– Ты собираешься что-то рассказать?

Печально улыбнувшись, я посмотрел на сияющие хромированной сталью столики.

– Наверное, нет.

– Кухня здесь хорошая, – заверила она, неправильно истолковав мой взгляд.

– Что ж, тогда давай поедим.

Ортега провела меня по коридорам на мостик. По её словам, «Летучая рыбка» была списанным воздушным тральщиком, купленным впоследствии каким-то океанографическим институтом. Затем институт или закрылся, или переехал на новое место, комплекс на набережной разорили, но кому-то пришла в голову мысль переоборудовать «Летучую рыбку» под ресторан и подвесить её в воздухе на высоте пятисот метров над заброшенными зданиями института. Время от времени воздушное судно аккуратно опускалось на землю, чтобы исторгнуть из чрева насытившихся посетителей и взять новых. Длинная очередь желающих выстроилась вдоль двух стен ангара, но Ортега помахала полицейским значком и, когда бывший тральщик в очередной раз опустился в ангар через открытую крышу, мы поднялись на борт первыми.

Я уселся за столик, закреплённый на полу на металлической ножке, и подобрал под себя ноги. Мостик окружало слабое мерцание силового поля, которое поддерживало температуру на терпимом уровне и укрощало шквалистый ветер до приятного бриза. Стены, выложенные шестиугольными прозрачными плитками, открывали вид на раскинувшееся внизу море. Я неуютно поёжился. От высоты у меня всегда кружилась голова.

– На нём следили за перемещениями китов, – заметила Ортега, указывая на корпус. – В те времена, когда такие учреждения ещё не могли позволить себе спутники. Разумеется, после Дня понимания всем сразу же захотелось говорить с китами. Представляешь, киты рассказали о марсианах больше, чем четыреста лет раскопок на Марсе! Господи, киты помнят, как те высадились на Землю! Так называемая «видовая память».

Ортега помолчала.

– Я родилась в День понимания, – вдруг ни с того ни с сего сказала она.