Виашерон 2. Шахта Шепчущих Глубин, Том I - стр. 36

Мне стало даже как-то неловко от того, что я отдал месячный заработок какого-нибудь крестьянина за еду, ради которой, возможно, погибло несколько человек. Тела всех троих чудовищ обладали огромной ценностью: и как источник мяса, считавшегося деликатесом, и как источник желаемых всеми магических и алхимических реагентов. Поэтому порции, как и полагается в дорогих ресторанах, размером похвастаться совсем не могли. Полагаю, из одного убитого монстра выходило несколько сотен тарелок роскошного, но мелкого блюда.

Следующим в сете подали горячее — нарезанное мелкими кусочками филе Чуу́ла, какого-то огромного хищного ракообразного, приправленное икрой летучей рыбы с гарниром из редких водорослей с непроизносимым названием. Кирпичного цвета мясо с нефритовыми прожилками, лежавшее на двух видах водорослей — серых и зеленых, украшенное слоем оранжевой икры. Блюдо выглядело так, будто маленькому ребенку выдали кислотные мелки и разрешили пуститься во все тяжкие.

Пока я обхаживал своего внутреннего гурмана, на смену акробатам на сцену бочком протиснулось низенькое существо — метра полтора в прыжке, одетое в тёмно-бурое тряпье самого жалкого вида. Одну руку оно прятало под балахоном, а мятый капюшон скрывал лицо. Заинтересовавшись, я активировал расовую способность зрения в темноте. Полумрак отступил, открывая мне вид на чёрный клюв и такие же перья, покрывавшие существо буквально с головой. Виднеющуюся руку венчали острые коготки. Из-под нижней кромки тряпья торчали по-птичьи выгибающиеся назад колени и щуплые чешуйчатые лапы, перебинтованные на уровне голени. Четыре длинных когтистых пальца на ногах, один из которых смотрел назад, всё это до жути напоминало мне лапу какой-нибудь курицы переростка.

Отвлекшись от мыслей об анатомии пернатых, я с интересом наблюдал за первым, встреченным мной кенку. Окрас имени над головой бродяги сообщал, что это игрок, а не НПС. Мадже́стро[6], 22 уровень, архетип — разбойник.

Вытащив из-под одежды руку, странный товарищ явил белому свету лютню. Похоже когда-то это был добротный инструмент, который кормил своего владельца и знал заботу, сейчас же на лютню нельзя было взглянуть без слёз. Гриф её был частично сломан — извилистая трещина уродовала благородный инструмент — и неумело обмотан веревкой для сохранности. Одна из пяти струн лопнула. Колки ссохлись и ощутимо кренились.

Маджестро невозмутимо прижал лютню к себе и извлек из неё первый звук. Лютня родила неприятный визг, резанув публику по ушам. Негромкие разговоры в зале стихли. Администратор — расфуфыренный дроу, до этого говоривший о чём-то с одной из официанток, нахмурился и споро направился к горе-музыканту.