Ветреное сердце Femme Fatale - стр. 22
Заинтересованная, Амалия стала читать дальше. Судя по всему, автору приходно-расходной книги Савве Аркадьичу Нарышкину надоело считать спички и перчатки, потому что он принялся делать выписки из разных авторов. И то, какие именно выписки он делал, куда ярче любых цифр говорило о направленности его ума.
«Не будь у нас недостатков, нам не было бы так приятно примечать их у наших ближних».
«Старики любят давать хорошие советы, потому что больше не могут подавать дурные примеры».
«Раскаяние не обязательно значит, что мы сожалеем о содеянном зле, – скорее, мы просто боимся зла, которое можем получить в ответ».
«Многие презирают жизненные блага, но никто почему-то не торопится ими поделиться».
«Нас утешает любой пустяк, потому что любой пустяк приводит нас в уныние».
«Лучшее в добрых делах – это желание их скрыть».
«В долг не бери и взаймы не давай, ибо и в писании так сказано».
Амалия поглядела за окно, где в брызгах дождя на солнечном свету сверкал и переливался омытый грозой сад, и перевернула страницу. Здесь уже не было выписок, а начинался отрывочный и, судя по всему, не слишком интересный дневник.
«19 сентября. Сватался к Наденьке. Отказ. Ее мать имеет виды на офицера, какого-то артиллериста. Унизительное объяснение. Надеюсь, того офицера ухлопают на первой же войне. Зол и расстроен.
7 декабря. Вернулся из столицы. Видел университетских приятелей. Разговаривать совершенно не о чем. Итак, и сия глава моей жизни завершилась.
9 января. Приезжал доктор Станицын. Нашел, что у меня не в порядке нервы, прописал уйму лекарств. Шалишь, голубчик! Как будто я не знаю, что ты женат на сестре аптекаря и делаешь все, чтобы у него покупали как можно больше. Ну да я тебе не старая идиотка Марья Никитишна, которая верит каждому твоему слову. Выкинул все рецепты в огонь».
Дальше шли подряд десять или пятнадцать листов записей – погода, толки о турецкой войне, жалобы на подагру, на здоровье, какие-то отрывочные заметки о прочитанных книгах…
«14 октября. «Вестник Европы» поглупел. Больше не буду его выписывать.
Вечером получил известие, что Наденька умерла. Муж жив-здоров и все после нее унаследовал. Сколько народу поубивало турецкими ядрами, а этой скотине ничего не сделалось.
Для меня – жизнь кончена навсегда».
Далее в записях был большой перерыв, который оканчивался лаконичной заметкой: «Женился», после чего снова начались мелочные расчеты и цифры. Крупа, сахар, ленты, материя для новых занавесок… Последними были записаны подсчеты для очередной поездки в Ниццу, а затем шел чистый лист. Перевернув его, Амалия прочитала: