Вьетнамский иммельман - стр. 16
В начале января 1967 года американские летчики под руководством полковника Робина Олдса даже провели операцию по уничтожению «двадцать первых», применив старый как мир принцип троянского коня. Американцы обычно летали по одним и тем же маршрутам, редко меняя позывные, – и Олдс сыграл на этом. «Фантомы», увешанные ракетами «воздух-воздух», пошли по маршрутам штурмовиков, пользуясь их позывными. Когда «Балалайки» поднялись на перехват, уверенные, что опять идут бомбовозы, американцы встретили их огнем. Потеряв шесть машин за считанные секунды, вьетнамцы на несколько месяцев перестали использовать «двадцать первые». И лишь в марте-апреле начали вновь вводить их в бой – но на этот раз очень осторожно, стремясь предотвратить потерю ценных машин.
Хваленского не раз посещала мысль самостоятельно опробовать МиГ-21 в бою, но он гнал ее прочь. Слишком многих капитан подставил бы, отправившись на перехват или свободную охоту, – а кому-то из соотечественников это могло бы стоить и жизни. И потому он ограничился тем, что приказал техникам подвешивать пушку к очередному облетываемому истребителю. МиГ-21ПФМ, который получали вьетнамцы, встроенного вооружения не имел, и потому скорострельная пушка при надобности подвешивалась под брюхом в специальном контейнере.
– А зачем вы летаете с оружием? – подозрительно спросил как-то вьетнамский замполит, въедливый до тошноты параноик.
– Мы сокращаем время подготовки самолета, – спокойно ответил капитан. – Истребители будут передаваться вам сразу с вооружением, в случае чего можно быстро подготовить их к вылету.
– И пушки заряжены?
– Когда в ангаре стоят – да.
Истине это слегка не соответствовало, – в ангаре как раз оружие держали разряженным. Но таких тонкостей замполит не знал, и потому успокоился:
– Ну ладно…
С тех пор на душе у Хваленского стало полегче.
…На седьмой день капитан устроил лейтенантам экзамен с пристрастием, и был приятно удивлен – все трое смогли выучить необходимые фразы. Даже Ашот отвечал без запинки, – правда, его акцент наверняка поставил бы на уши всю радиоразведку американцев, выйди он в эфир.
– Отлично. Сегодня дам каждому провозной полет, чтобы проверить вас, – а там посмотрим, – заключил Хваленский. – Кто полетит первым?
– Я, – хором сказали все трое. Капитан улыбнулся:
– Понятно… Первым полетит Маргелов, потом Газарян, третьим – Николаенко. Вопросы есть?
– Никак нет!
– Тогда в машину – и на аэродром.
…Было чертовски приятно снова оказаться в небе после стольких дней изматывающей рутины. Пока самолет набирал высоту, внизу виднелись ровные квадратики рисовых полей, небольшие аккуратные деревеньки, рощицы возле озер, извилистая ленточка реки… Потом МиГ врывался в облака, и за стеклом бурлила серо-белая хмарь. А спустя секунду-другую машина вдруг оказывалась в чистом небе, – и справа ослепительно вспыхивало солнце. Земли больше не было видно; куда ни кинь взгляд, – всюду лишь сплошное белоснежное поле от горизонта до горизонта. Тут и там над этой небесной равниной поднимались причудливые нагромождения облаков, напоминающие то горы и сказочные замки, то невиданных чудовищ, – и Хваленский то облетал их, то проносился прямо сквозь очередную призрачную скульптуру. Сердце лейтенанта, как и тогда, в училище, сладко замирало, когда самолет приближался к облаку – а вдруг не прорвется, застрянет в нем, как в сладкой вате? Но «спарка» упрямо пробивала себе дорогу сквозь тучи, и снова неподалеку сияло приветливое солнце.