Ветер в кронах - стр. 15
— Всё, мне трындец, — пожаловалась Катя салату из тонко нарезанной капустной соломки, тыкая в него вилкой. — Мне просто охренеть, какой трындец.
Катя подпёрла лоб рукой. И покачала головой, сама не веря в то, как вляпалась. По уши, по самую макушку. Да, что там! С головой увязла в его харизме.
И начисто забыла с ним про свои дела. Даже не спросила ни куда ей обращаться с вопросами оформления дома, ни есть ли в городе риэлтерская контора. Как доехать до Острогорска — и то не узнала.
«Мэр, — хмыкнула она, набирая мамин номер. — Вот скажи, что в шесть утра на дороге меня подобрал мэр города, ведь и не поверит никто. Ещё какой мэр!»
— Алло! Ма-а-ам! Прости, если разбудила, — Катя только сейчас догадалась посмотреть на часы. — Да, семь часов разницы. Значит, у вас восемь утра. Тогда, конечно, не спишь…
Разговор с мамой как-то вернул вывихнутые этим неотразимым сердцеедом мозги на место. Катя переоделась и пошла к соседке.
И узнала то, что ей требовалось. И что не требовалось — тоже. Например, что раньше почтальонка разносила пенсию по домам, а «как Эдуард Леонидович помер, так перестала». И что «Галя с магазина» частенько к нему заглядывала, особенно по вечерам, после смены. А утром прямо от него и бежала открывать магазин.
Зачем Кате эта информация? Отцу исполнилось, на минуточку, семьдесят пять лет, когда он умер. Мама стала его пятой женой. А третьей его женой была шестнадцатилетняя школьница. И они прожили вместе пять лет. Вот в то время, в его «за сорок», его можно было осуждать. Но сейчас?
Катя оглянулась на дом, но разглядела за деревьями только белое пятно стены. Они разговаривали во дворе у соседки под непрекращающийся лай рвущегося с цепи кобеля.
— Скажите, Лидия Ивановна, — прервала Катя поток нелицеприятных высказываний о Галине. — А бумаги отца, вещи?
— А эти, писульки-то его? — поправила женщина платок. Цыкнула на пса, но, как и раньше, без какого-либо толку. — Так там они, в дому, в кладовке.
И прощаясь с многословной соседкой, Катя услышала даже то, что женщина не сказала: «Да, кому они, прости господи, нужны, его писульки!»
В магазин с красноречивой вывеской «Подсолнух» и рекламой семечек, растянутой на крашеной в ядовитый синий цвет стене, Катя не пошла. Ей хватило любопытных взглядов двух женщин «50+», одна из которых, в фирменном капроновом фартуке, курила, и, увидев Катю, что-то сказала подруге, на что вторая незамедлительно повернулась и уставилась на девушку с нескрываемым интересом.
Катя сделала вид, что не заметила, как они перешёптываются. И поза подбоченившейся продавщицы, и то, как презрительно та сплюнула и потушила бычок, — всё говорило о том, что дочери писателя Полонского здесь не рады. Катя лишь тяжело вздохнула и, решив не обращать внимания, пошла к морю.