Весна для репортера - стр. 3
Надеюсь, Лариса скоро многое пересмотрит…
– Кто-то, кажется, собирался вставать… – Она сладко потянулась, слегка задев меня плечиком. – Тебе ведь скоро идти на свое телевидение? Так?
– Ты как всегда права. Сейчас встаю. Тебе хорошо было?
– Не надоело спрашивать одно и то же?
– Не надоело. Отвечай!
– Хорошо, конечно. Сам не видел?
– Ну, я так. Для уверенности. – Я нашел ее руку, положил себе на грудь.
«Эх. Не ходить бы никуда, а пролежать целый день в постели рядом с ней».
– Почему у нас выходные так редко совпадают? – Лариса прочитала мои мысли. – Неужели ты не можешь попросить поставить твои смены так, чтобы мы почаще бывали вместе?
– По-моему, мы очень много времени проводим вместе.
– Это по-твоему. – Лариса опять надулась.
– Не начинай. Я же не сам составляю себе график. Приходится мириться с тем, что есть.
– С тобой невозможно, – выдохнула она разочарованно. – Ладно. Иди. А я воспользуюсь законным выходным и посплю еще, раз ты так бессовестно меня оставляешь.
Я спустил ноги с кровати, нащупал тапочки и отправился в ванную смывать с себя последние остатки сна. Душ и бритье взбодрили меня. Когда я вышел, мне показалось, что в квартире очень холодно. Даже мурашки поползли по спине.
– Юра, вы сегодня чай или кофе? – Это мама Ларисы, Марина Александровна. Голос у нее ровный и приветливый, почти стерильный. – Я погладила вам рубашку и брюки. Они в гостиной, на вешалке.
Привычная, ничего не значащая добропорядочная вежливость. Чем люди старше, тем легче им скрывать свои чувства. Наверное, потому что чувства уже не такие сильные.
– Доброе утро, Марина Александровна. Вкусно пахнет. – Я демонстративно втягиваю воздух. Заинтересованно улыбаюсь. Роль почти родственника меня давно уже не тяготит. Доля лицемерия в наших с ней отношениях не так уж и велика, чтобы раздражаться и что-то стремиться изменить.
– Доброе, доброе. У вас усталый вид. Работа отбирает много сил? Сейчас ведь такое творится с этой Украиной! Просто страх. Жили себе, жили спокойно. И тут такое! Не высыпаетесь?
– Да как будто выспался. – Я понимал, что к моему виду ее речи не имеют ни малейшего отношения.
– И сколько же спали, если не секрет? – Она ловко, одним движением сняла яичницу с потрескивающей сковородки и положила в мою тарелку. Поджаренная яичная масса издала еле слышной шлепок. Марина Александровна стойко верна заблуждению, что утром мужчины предпочитают яичницу всему остальному, и готовя ее утром, женщины как будто немного им угождают.
– Часов пять или что-то около того…
Какое ей по большому счету делу, сколько я спал?