Вещий князь: Ладожский ярл. Властелин Руси. Зов Чернобога. Щит на вратах - стр. 51
Мечислав-людин встретил посланника неприветливо, впрочем, он и всегда был хмурым. Даже не накормил толком – кинул зачерствевшую лепешку да плеснул в деревянную кружку студеной водицы. Что ж, спасибо и на том.
Буркнул:
– В овине поспишь. На сене.
А изрядно, видать, у него сенца заготовлено! Хотя чему удивляться, коли по осени от Любомиры аж два воза вывез. Ну, на сене так на сене.
– Завтрева встанем рано, – предупредил Мечислав, несколько неуклюжий, грузный, он чем-то напоминал вставшего на дыбы медведя. – Что за важный гость-то?
– Да не видал я, дядько Мечиславе, – отмахнулся Вятша. – Не знаю. Любомира меня и в избу-то не пускала, да и девок тоже. Самолично из погреба квас таскала.
– Самолично, говоришь? – переспросил Мечислав. – Ну, значит, гость и в самом деле важный. Ин, ладно – завтра увидим. Ну, иди спи – чего расселся? Овин где – у служек спросишь.
Вятша усмехнулся – и чего это Мечислав его так настойчиво выпроваживает? Вроде и не поздно еще. Видно, дела какие-то у него тайные. Ну, да леший с ним и с делами его. Сейчас выспаться-то – в самый раз – притомился за день. Выпросив у прижимистого корчемщика старый нагольный полушубок – чай, не лето, в овине-то спать! – парень вышел во двор, едва не столкнувшись в дверях с тощим чернявым мужиком, круглолицым, жукоглазым, хитрым. Тот задержался на пороге, и Вятша вдруг отчетливо вспомнил его – Истома! Истома Мозгляк. Тот, что сторожил их с Порубором у старой ведьмы. Истома, видно, тоже узнал парня, ощерился:
– Что, сбежал от ведуньи?
– Сбежал. – Вятша оттер его плечом. – Дай пройти.
Не очень-то хотелось ему предаваться воспоминаниям с этой чернявой собакой. Едва ведь не сгинули из-за него у колдуньи.
Истома посторонился, прошептал в спину:
– Иди, иди, паря…
Проводив Вятшу глазами, вошел в корчму, бросился к Мечиславу:
– Это кто там у тебя по двору ходит?
– Да Вятша. Парень с дальней усадьбы. – Корчмарь пожал плечами. – Что ли, знакомец?
– Знакомец, – злобно пробурчал Истома. – Таким бы знакомцам да ножик под сердце!
Мечислав засмеялся:
– Тебе дай волю, так весь Киев обезлюдеет. Чего лыбишься-то?
– Да так… – Мозгляк хитро прищурился. – Говорят, намедни видали на пристанях кой-кого.
Корчмарь вопросительно посмотрел на него.
– Из тех, с кем ты о-оченно посчитаться желал, – пояснил Истома.
– Не томи! – сверкнул глазами Мечислав. – Никак Зевоту видали?
– Его, – кивнул круглой головой гость. – С артельными пришел ладьи конопатить.
– Ладьи, говоришь… – Хозяин корчмы зло скривил губы. – Нуну… А кто видал-то?
– Да есть тут людишки, – уклончиво ответил Мозгляк. Не всех же соглядатаев выдать Мечиславу, у него и своих хватает, в отличие от Истомы, который после бегства неведомо куда своего властного покровителя – князя Дирмунда – заметно сдал, иссох и словно бы стал ниже ростом, поседел даже. Поседеешь тут, с такими делами. Мечислав-людин, ранее, в бытность Дирмунда-князя у власти, заискивавший перед Истомой, сейчас чувствовал себя полным хозяином ситуации. Ничуточки не смущаясь, заставлял Мозгляка отрабатывать ночлег и корм – а тот уже был далеко не мальчик и ночные промыслы в составе бригады разбойничков-лиходеев вовсе его не радовали. Справились бы и без его пригляда лиходеи, так нет… Истома тоскливо взглянул на дрожащее в очаге пламя: эх, возвернулся бы князь…