Веселый третий - стр. 17
Шурик вскочил.
– Конечно, у нас всех лучший Мед Дороз! – крикнул он. – Им завидно, они…
– Какой… Дороз?
– Дед Мороз, – быстро подсказал Гошка.
– Да, Дед Мороз, – повторил Шурик. – Им завидно, бодая середа…
– Седая борода, – перевёл Гошка.
– Подожди, Чижов. Говори хладнокровно.
– Я хлад… морковно. Бодая… борода, как настоящая.
Нина Дмитриевна поняла и рассердилась ещё больше. Нельзя так плохо думать о своих старших товарищах. Ещё неизвестно, как это случилось. Тут она наконец повернулась к газете. Ещё неизвестно.
– А это… – указала на пустой стенд и стала говорить, что Чехов – наша гордость, наш большой русский писатель. В классе стало тихо, потом кто-то вздохнул. Сковородкин поглядел на календарь погоды пятого класса и показал что-то пальцами. Ну да, конечно, надо было разорвать этот календарь, раз такое дело. А Нина Дмитриевна всё говорила про Чехова, потом вышла и принесла книжку. До конца урока читали «Каштанку». Когда прозвенел звонок, все как будто очнулись.
– Да-а-а, – протянул Сковородкин. – Вот он какой, наш Чехов.
– Конечно, – сказал Гиндин. – Вот какой. А ты говоришь – календарь! Календарь – это что! – и махнул рукой.
На перемене выяснилось, что разорвал газету соседний третий класс, и совсем нечаянно. Они принесли синтетический клей и склеили почти незаметно. Дед Мороз ещё долгое время встречал ребят по утрам.
А Чехов стал любимым писателем. Когда проходили «Ваньку Жукова», ни одной тройки в классе не было.
Глава 10
Гошка неважно ответил по арифметике. Совсем неважно. Чуть двойку не схватил. А на другой день по русскому языку то же самое.
– Что это ты? – спросил Шурик.
Гошка наморщил лоб, наклонил набок голову, как будто ему опять про спряжение глаголов надо отвечать, но потом очнулся:
– A-а, некогда было, – и кивнул на классную доску. – Потом. – Некогда, значит, уроками заниматься, потом, значит, исправит.
Шурик так и подумал, что Сковородкин дома опять за что-нибудь взялся.
– Стой ты, – сказал Сковородкин и потрогал что-то в кармане. – Иди-ка сюда.
В углу Гошка прислонил Шурика к стене и велел закрыть глаза.
– Теперь понюхай. Чем пахнет?
– Это… как уж… – стал вспоминать Шурик. – Ну-ка покажи.
– Да не трожь! Закрой глаза. – Гошка опять придавил Шурика к стене. – Нюхай внимательно. И не так громко. А то ты хрюкаешь, а не нюхаешь.
Пахло знакомо чернильной тряпкой, но это, конечно, от Гошкиных рук, и Шурик этот запах старался отбросить, а вот чем-то ещё… тоже знакомым, но не очень.
– Сапогом, – вспомнил с трудом Шурик.
Гошкины глаза раскрылись, брови раздвинулись… Шурик хотел сказать, что он не виноват, раз…