Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители - стр. 16
Тимофей, происходивший из купеческой семьи, родился в 1782 году в городе Борисоглебске. Он с братом Ионой провел уже некоторое время в Саровском монастыре и потом был послушником в Орловском Свенском, где много слышал о подвижниках Рославльских лесов. «Когда я пришел в Рославльские леса, – рассказывал преподобный Моисей, – тамошние пустынники жили в трех келиях: в одной иеросхимонах отец Афанасий, от него в версте отец Досифей, а в версте от него отец Дорофей, который впоследствии (после 1812 года) переселился ближе к нам, поставив себе келию от нашей саженях в пятидесяти (сажень = 2,18 м, – Сост.). Поселясь с отцом Афанасием, я построил для него и для себя новую келию: это был первый опыт моего зодчества. Келия имела шесть аршин (аршин = 0,71 м, – Сост.) в квадрате, с крыльцом, под навесом; прихожая в два аршина длины и два ширины, далее квадратная комната в четыре аршина в длину и ширину, ибо от нее была отгорожена перегородкою спальня, шириной, также как и прихожая, в два аршина; между прихожей и спальней в углу находилась печка, которою нагревалась вся келия. <…>
Под самою нашею келиею протекала лесная речка Болдачёвка, а в полутора верстах впадала в нее речка Фроловка. На берегу ее был колодезь; в речке этой важивалась и рыбка. <…>
Всю церковную службу мы правили каждодневно у себя в келии, начиная с двенадцати часов ночи, полунощницу и утреню; после утрени, через час, соборный акафист Божией Матери; после акафиста, часа через два, часы с изобразительными и, наконец, вечерню часов в пять вечера. В воскресные и праздничные дни приходили к службе ближайшие старцы: отец Досифей, отец Дорофей, а иногда кто-либо из других Рославльских пустынников, живших в большем расстоянии от нас. Отправя вместе службу, пообедаем, что Бог послал, и разойдемся до следующего праздника.
На Пасху же и на Рождество и в другие нарочитые праздники приходил из ближайшего села Лугов (верстах в семи) старец-священник и приобщал нас запасными Дарами, дабы и мы не были лишены сего духовного утешения.
В свободное от молитвенных правил время занимались рукоделием, кто какое умел: писали полууставом отеческие книги>26, занимались огородом, на котором, впрочем, по неблагоприятной почве, не родилось других овощей, кроме репы. Летом собирали грибы, ягоды и усердствовали благодетелям, а от них получали печеный хлеб, крупу, а иногда и бутылочку масла для приправы пустынной трапезы. А когда случится недостаток, питались и сухоядением, дорожа всего более духовной свободой и безмолвием. Волки постоянно выли около нас в продолжение целой зимы, но мы уже привыкли к их вою, как бы к вою ветра; а медведи иногда обижали нас, расхищая наши огороды. Мы их видели весьма близко и часто слышали, как они ломали по лесу деревья, но никогда они нас не трогали, и мы жили с ними в мире. И от разбойников помиловал нас Бог, хотя и часто слышали, что они бродят у нас в околотке. Впрочем, нас нелегко было найти, да и нечем было им у нас поживиться. <…> Но страшнее разбойников бывали для нас порывистые бури, ломавшие вековые деревья и грозившие задавить нас. Однажды обрушилось огромное дерево подле самой нашей келии с таким треском, что я уже думал – вот настала последняя минута; но и тут помиловал нас Господь, – оно лишь ветвями задело крышу. Но страшен и самый рев бури в вековом бору, когда она ходит по нем и, как трости, ломает то, что росло целые столетия»