Вернуть нельзя, забыть невозможно - стр. 6

— Нюсенька, просыпайся, — мягко глажу ее по голове и спине.

Улыбается и сладко тянется. Зевает и открывает глаза.

— Доброе утро, мамочка, — обнимает за шею и целует в щеку.

— Доброе утро, — улыбаюсь ей.

— А папа уже вернулся? — отстраняется и взволнованно заглядывает в глаза.

— Еще нет, — нервно сглатываю и отвожу взгляд. Внутри просыпается тихая паника. Боюсь, что не справлюсь с ней, разревусь и напугаю дочь.

— А когда уже? — Нюся капризно надувает губки и слава богу не замечает моего состояния.

— Я не знаю… — поднимаюсь на ноги и достаю из шкафа заранее приготовленную одежду. — Давай собираться? Скоро бабушка за тобой приедет.

— Ура!

Нюся подскакивает и несется в ванную. Пока ее внимание еще можно переключить, но что будет дальше, даже подумать страшно.

Тяжело вздыхаю, заправляю кровать и кладу на нее одежду. Затем спускаюсь, чтобы приготовить завтрак.

Тошнота привычно подступает к горлу. Токсикоз жуткий, особенно по утрам. На еду вообще смотреть не могу. Но дочку-то надо кормить. Беру себя в руки и начинаю варить кашу. От запаха мутит все сильнее. Отхожу на пару шагов, опираюсь обеими ладонями на столешницу и глубоко дышу. Отвратительно себя чувствую. От голода мутит, а от еды воротит. Замкнутый круг.

Трель дверного звонка разлетается по дому. Отставляю кашу с плиты и иду открывать. Людмила Петровна в черном платке и очках. Траур. Мне кажется, она уже мысленно похоронила сына. Смирилась, как и его братья. Только я одна не могу принять это.

— Проходите, — натянуто улыбаюсь. — Кофе будете?

— Нет, спасибо.

Возвращаюсь на кухню, а свекровь следует за мной.

— У тебя все нормально? — неожиданно интересуется, присаживается за стол и снимает темные очки.

— Относительно, — равнодушно пожимаю плечами и оборачиваюсь к ней. Только сейчас замечаю, как она изменилась, словно постарела сразу на несколько лет. Горе никого не пощадило.

— Ты сама на себя не похожа, — хмурится Людмила Петровна. — Похудела, мешки под глазами. Может, врачу показаться?

— Со мной все в порядке, — упрямо повторяю. Такая забота сейчас совсем не уместна. Я не готова принимать ее от этого человека. Предубеждение. Постоянное ожидание какого-то подвоха.

— Вик, это не шутки… — качает она головой. — У тебя дочь, она не может потерять обоих родителей.

— Не говорите так! — повышаю голос, вспыхивая в секунду. — Иван жив и вернется к нам!

Людмила Петровна поджимает губы и сканирует меня взглядом. Становится не по себе. Зябко веду плечами.

— Ты думаешь, я этого не хочу? — горько усмехается она. — Неужели ты до сих пор меня считаешь таким чудовищем?