Верность - стр. 26
Поднявшись со ступенек Дуомо, он посмотрел вверх – Мадонна казалась совсем крошечной. И тут на него снизошло понимание: весь внешний мир, с его событиями, реалиями и ходом истории, заслонило собой внутреннее время – со своими наваждениями, близкими отношениями, подлостями, словно за пределами собственной экосистемы все предметы куда-то улетучились. Он направился в сторону университета: ему было необходимо поговорить с ней в последний раз.
Засунув руки в карманы и опустив голову, он шел очень быстро. Оказавшись на месте, сквозь витрину рассмотрел парня за кассой и спину Софии среди толпы посетителей. Повертел телефон в руках – нужно было позвонить маме, чтобы обсудить обед в честь ее дня рождения, и ввести в курс дела коллегу из редакции по поводу сверстанных материалов. Отложив телефон, показался из-за витрины и стал выжидать, когда она его заметит.
Там, где он стоял, кусок брусчатки выбился из ряда, и он каблуком пытался вправить его обратно. За этим занятием его и застала София.
– Я не могу оставить Халиля одного.
– Я на минутку. – Он уставился на ее веснушки. – Мне нужно с тобой поговорить.
– О чем?
– Просто поговорить.
Однако она будто не слышала и без конца вертела ручку.
Он подошел ближе:
– Я прочитал твой рассказ.
– Зачем вы пришли? Зачем вы все сюда приходите?
– Кто это все?
– И потом, мне уже все равно, профессор. Хотя спасибо, что прочитали.
– Может, снова перейдем на ты?
– Мне нужно идти.
– София, – и сделал еще один шаг навстречу, – я поверил каждой строчке.
– Поверил?
– Авария, твоя мама, твои чувства. Хочу сказать, – набрав побольше воздуха, он продолжил: – Ты была настоящей.
– Я просто написала то, что помню.
– Правда в литературе – это именно то, что ты помнишь.
Пожилая женщина лет шестидесяти что-то искала в сумке и уронила на землю кошелек. София наблюдала за тем, как, подобрав его, женщина вошла в кафе.
– Профессор, ваша жена не следила за мной.
Некоторое время они стояли, не проронив ни слова. Университетский гомон опоясал их невидимым кольцом.
– А зачем ты это сказала?
– Не знаю.
Прочистив горло, он спросил:
– А если бы сегодня утром я начал выяснять отношения с женой?
– Ну, всплыла бы старая история.
– Старая история?
– Профессор, мне нужно идти.
Он коснулся ее руки:
– Старая история, говоришь?
– Да, старая история.
– В туалете ничего не было.
– Да?
– И это правда.
– Правда то, что ты помнишь, ведь так?
– А что ты помнишь? Ну, давай!
Она взглянула на него:
– Знаете, в день аварии мы с мамой поехали в церковь, где они с отцом поженились. Это каменная церквушка Пьеве в Сантарканджело-ди-Романья. Место запущенное, внутри деревянный крест, солнечный свет ложится на него красивыми, почти серебряными бликами. Мама призналась, что вспоминает о Пьеве каждый раз, когда грустит. «Значит, сегодня тебе грустно?» – спросила я у мамы за рулем. Она промолчала. Уже какое-то время они с отцом не разговаривали, он спал этажом ниже, в квартире, когда-то принадлежавшей бабушке, а нам досталась квартира наверху. Ее прозвали «женским царством». Однажды вечером, увидев свет, я зашла к ней в комнату, она читала что-то, что отец написал ей когда-то очень давно: одна фраза на салфетке из бара «Филон», в котором они встречались перед работой, когда им было лет по двадцать. Она дала мне ее прочитать: «