Верность - стр. 12
– Мою версию чего?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я.
– Ох, – выдохнула София и принялась теребить края фартука, – профессор же уже сказал, что…
– Я хочу, – перебила синьора Пентекосте, – услышать это от тебя.
– Мне стало плохо, и профессор мне помог.
– Правда?
– Правда.
– А что было до этого?
Туман почти рассеялся, хотя казалось, что он вот-вот опустится снова.
– До этого – это когда?
– До случая в туалете.
– Ничего.
– Ничего в каком смысле?
– Ну, просто лекции. Иногда он водил нас куда-нибудь, чтобы обсудить наши работы.
Мимо них прошел мужчина с колли на поводке.
– Это его метод.
– Да, метод Пентекосте.
София взглянула на колли – пес обнюхивал двух других собак около клумбы.
– Профессор ведет нас в какое-нибудь интересное место и…
– Проводит там что-то вроде занятия.
– Да.
– Куда он водил тебя?
– В буфет.
– Куда захаживал Бьянчарди? В Брера?
София кивнула.
– И все?
– Один раз мы ходили в китайский квартал. – София вынула руки из фартука и опустила их вдоль тела. – Это допрос?
– Да нет, – синьора Пентекосте попыталась улыбнуться. – А зачем вы туда ходили?
Римини. Отец и синий халат их магазинчика. Желтый маяк в самом конце набережной – пора возвращаться.
– Нас было несколько человек, и профессор хотел, чтобы, ну… – София прочистила горло, – хотел, чтобы мы написали рассказ об этом месте.
– Значит, ты была не одна?
– Да, – соврав, она опустила голову и уставилась вниз.
– Ты права, наш разговор смахивает на допрос.
– Да ладно.
– Кстати, я Маргерита, – синьора протянула ладонь.
София пожала руку – ладонь оказалась мягкой.
– Мне нужно было с тобой поговорить, надеюсь, ты понимаешь. Ты же понимаешь?
София кивнула: конечно же, она понимала. Каким-то странным образом она чувствовала свое сходство с этой женщиной – выступающие бедра при общей худощавости, видимо поэтому он и не сдержался.
– Тогда до свидания, – София было направилась обратно.
– Эй! – Синьора Пентекосте повесила сумку на плечо.
София взглянула на нее.
– Прости меня за назойливость.
В полном замешательстве Маргерита сдвинулась с места. И к чему это «прости», корила она себя. Не стоило произносить последнюю фразу. А что ей оставалось? Главное было не сойти за бедняжку, одну из тех дрожащих, брошенных на произвол женщин, сказала она себе, замедлив шаг напротив индийской закусочной, – но тогда почему она так поступила? Может, потому, что лет десять назад она была такой же, как София, а теперь стала как все те, по словам физиотерапевта. Маргерита остановилась и убедила себя, что в такой ситуации поступила бы, как и София Казадеи, должна была так поступить – заманила бы в ловушку мужчину, который только этого и ждал. Она осмотрела свою правую руку: каким было ее рукопожатие? Было ли оно достаточно твердым? Рука была потной, засунув ее в карман, Маргерита зашагала вперед в твердой уверенности, что завершила некое дело. Может быть, теперь ее перестанет преследовать сцена в туалете: он, склонившись над девушкой, напористо целует ее, изучая языком, или она на коленях, а он перед ней со спущенными штанами. Естественно, Маргерита не высказала ему это в лицо, заметила лишь, что он сам виноват в поднявшейся шумихе: сам настоял, чтобы ректор узнал его правду, чтобы жена узнала его правду, чтобы все узнали его долбаную правду. Карло обрушил на них свою риторику – это ее бесило больше всего. Маргерита ускорила шаг и почувствовала покалывание в ноге; когда она дошла до пьяцца Дуомо, сил у нее практически не осталось.