Верная - стр. 4

Что ж, его дух не сломлен. И это хорошо. Это просто великолепно.

— Не верю, — голос тоже совсем другой, в нём больше нет бархатистых южных ноток, что магнитом притягивали к Горозии баб. Теперь в нём есть некоторая хриплость, что не удивительно, учитывая, сколько он курит.

Чувствую, как мокро становится в подмышках. И это в тончайшей блузке из натурального шёлка. Я не знаю и знать не хочу, как ему в свитере. Провожу тыльной стороной руки по лбу, стирая испарину.

— Давайте в машине поговорим, — предлагаю я, кивком указывая в направлении заботливо распахнутой водителем двери. Сергей Зурабович затягивается — настолько, что фильтр шипит и отходит, — чтобы дисциплинированно выбросить окурок в урну. А потом садится в салон. Я же медлю несколько секунд, чтобы собраться с силами, и присоединяюсь к нему лишь тогда, когда эта задержка уж слишком нарочито затягивается.

— Мне поручено поздравить вас с освобождением и передать, что вы можете обращаться к… — закатываю глаза, — с любой просьбой. Наверху не ждут, что вы присоединитесь к работе тут же, но, я совру, если скажу, что у нас есть время на раскачку.

Горозия молчит и, не снимая чёртового капюшона, скрывающего его, глядит в окно. Где-то там, не солоно хлебавши, остаются репортёры. Мимо пробегают пожухшие пыльные свечки тополей, а за ними поля, поля и никаких болот, из-за которых, как я думала, мне не дышится. Даже если мы будем гнать, как ненормальные, на дорогу уйдёт по меньшей мере три часа. Мы так и будем молчать? Впрочем, если он хочет, так, может, даже и лучше.

Едем где-то уже минут десять, когда Сергей Зурабович резко бросает:

— Остановитесь.

Естественно, его никто не слушает. Только я, так и не сумев расслабиться, вскидываюсь.

— Зачем? Что такое?

— Парня подберём.

Я оглядываюсь. По дороге бредёт тот самый молодой человек, что вышел раньше Горозии.

— Это ваш друг?

— В зоне нет друзей. Да остановите вы чёртову машину! До города хоть его подбросим, ливень заходит.

Удивительно, но это действительно так. Буквально за несколько минут небо, по которому бежали редкие облака, всё, аж до линии горизонта, затянуло свинцово-серым.

— Костя, остановись.

— Ну не сюда же его, Евгения Александровна.

Горозия отрывается от спинки, смахивает капюшон рукой и весь напрягается, будто готовый вцепиться в глотку тому, кто посмел ему возразить.

— Сюда не надо. И так не развернуться, — сглатываю я. — Пусть ребята его подберут. Да, Сергей Зурабович?

Горозия, чуть помедлив, кивает и, снова отвернувшись к окну, отдаёт ещё одно распоряжение:

— И температуру понизьте. Жарко, как в сауне.