Верная - стр. 21
— Саша стал совсем невыносим, — зачем-то мне жалуется на отчима. — Каждый раз закусывается с Максом. Я уж не знаю, что делать!
— Думаю, над этим стоит подумать Максу, а не тебе, мам.
— На что это ты намекаешь?
— Ты знаешь. Ненормально, что он до сих пор сидит у отца на шее.
— Это потому, что ему нигде не дают проявить себя.
Ну да! Известная песня. Склоняюсь над мусорным ведром и счищаю объедки с тарелки в мусор. Экономка на заднем плане с отчаянием наблюдает за моими действиями. Смешно. Как будто она боится, что я её подсижу.
— Может, всё дело в том, что нечему проявляться?
— Ох, Женя! Только ты не начинай. Да, тебе повезло, карьера прёт в гору. Но ты ведь должна понимать, что далеко не всем так везёт.
Конечно же! Как я могла забыть? Ведь всё, чего я достигла, — везение и не больше. Внутри поднимается протест. Который я сглатываю, потому как сейчас для него не время.
— Слушай, Жень, а может ты бы его к себе забрала? Поручила бы какое-то направление. Чем ты там сейчас занимаешься?
Широко расставляю руки и сжимаю до боли в пальцах столешницу:
— Слиянием банков.
Трёх! Трёх системообразующих банков страны. «Чем я там сейчас занимаюсь»… Да чтоб их всех!
— Ну вот. Поручи ему какой-то один.
— Вопрос кадров находится вне моей компетенции, — отмахиваюсь от матери. Не объяснять же ей, что вся суть слияния как раз и состоит в том, что останется только один банк. В этом весь смысл мероприятия.
— Ах, да… Главным будет этот уголовник, — мама брезгливо поджимает губы и, несмотря на количество ботокса в её лице, их кончики ползут вниз, образуя некрасивые брыли. — Знала бы ты, какой скандал я устроила твоему отцу, когда узнала, что он заставил тебя ехать в колонию! Он тебя не обидел?
— Кто?
— Ой, да не смотри ты на меня так! Меня до костей пробирает от твоего инопланетного взгляда! Я тебе о Горозии говорю, о ком же ещё. Он тебя не обидел?
— Зачем бы он стал меня обижать?
— Господи, Женя, ты как с Луны! Человек сидел в тюрьме. Мало ли что у него на уме? Вдруг он бы тебя…
— Что? — с трудом удерживаю на лице маску серьёзности.
— Набросился на тебя! Вот что. Изнасиловал.
Интересно, что бы сказала моя чопорная мать, если бы я ей ответила, что вряд ли ему это пришлось бы делать? Да помани он меня пальцем — я бы тут же упала на спину, готовая на всё... Ну, или не на спину, если бы он решил, что хочет трахнуть меня в позе позатейливей.
— Что ты, мама. Сергей Зурабович — приличный человек.
— Кавказец! — выплёвывает мать, будто это слово — какое-то ругательство. Боже, ну почему я вынуждена это терпеть? С какой радостью я вообще бы забыла сюда дорогу… Мы же чужие. Совсем. Толку, что во мне её кровь плещется?