Размер шрифта
-
+

Веревочка. Лагерные хроники - стр. 12

Коля уже стоял возле остальных.

Проходчик рухнул, хрипя и захлёбываясь. Было понятно, что помощь ему уже не нужна… И только Коля был спокоен.

Всё это время я был у себя в кабинете с Пашей Королём по кличке Дурак. Фамилия у Паши была Кузьмин, но клички было две. Именно так и говорили: Ну, Паша Король, что Дурак. Паша был лет на десять старше меня. Большую часть срока он провел в психбольнице, но был добрым, интересным и очень интересующимся человеком. Говорить со мной он мог часами, когда не играл в карты.

Боялись Пашу все. Он был из очень уважаемой лагерной семьи, всегда смешлив и приветлив, что многих расхолаживало и дезориентировало.

И когда они, вдруг, получали по голове еловой вершинкой, многие не могли понять, где они себе позволили с Пашей лишнее.

Мы выскочили из кабинета, быстро разобрались в чём дело, и Паша, обращаясь ко всем присутствующим, безапелляционным тоном сказал:

– Значит так! Зовём ментов с вахты и все, как один, показываем, что Проходчик сам пьяный упал и напоролся на щепку. Попробуйте только запороть мне в косяк. Поубиваю, козлов.

Козлы, конечно, было лишнее, но все промолчали. Тем дело и кончилось.

Через пару недель Коля ушёл на свободу.

Я долго получал от него письма, пока сам не ушёл на этап.

Он писал, что женился, работает с братом в мастерской металлоремонта и доволен жизнью.

Меня это всегда радовало.

Ласточка

Если на воле человеческие мечты и фантазии всё-таки ограничиваются возможностями, способностями и реальными потребностями человека, то в лагере эти фантазии безграничны.

У зэка есть прочная опора, на которой держится его самомнение и самоуверенность. Это его несвобода.

Нечто подобное, было у многих представителей советской интеллигенции.

Многие из них считали, что будь у них свобода (и отсутствие партийного давления), они бы были хорошими бизнесменами, писателями или просто очень успешными людьми.

Может быть, поэтому рынок и свобода наибольшее разочарование принёсли в России именно интеллигенции, которая до этих благословенных времён, во многом, жила в иллюзорном мире.

Да! Так вот. Мои фантазии не были так далеко раздвинуты, кроме, конечно, того, что я собирался управлять государством.

Сиюминутно же я мечтал о том, чтобы в Большом театре послушать оперу «Евгений Онегин» и встретить когда-нибудь свою Ласточку.

К «Евгению Онегину» меня побудил показанный у нас фильм «Музыкальная история», а Ласточку я хотел видеть всегда.

Ласточкой её назвала моя соседка Люда, у которой она ночевала, поскольку мама моя была человеком строгих правил.

Утром Люда позвала меня к себе и показала мою спящую подругу.

Страница 12