Вербариум - стр. 41
– Мама, смотри, я тоже так могу!
Отрок лет семи выскользнул из толпы, хлопнул в ладоши. Одинокая бабочка, большая и пёстрая как курица, медленно села ему на голову. Крестьяне обмерли. Раздался страшный женский крик, на площадь выбежала безвестная батрачка, недавно прибившаяся к Речице и бравшаяся за любую работу ради хлеба и крова. Ухватив сына за руку, она попробовала втащить его назад, но гудящая, словно улей, толпа уже сомкнулась. Мужики начали доставать ножи и пастушьи дубинки, женщины развязывали тяжёлые пояса с медными пряжками. Батрачка ссутулилась, ощерилась словно рысь и тоже добыла короткий, необычно тёмный клинок. Окаянный мальчишка даже не разревелся – он единственный, похоже, не понимал, что его ждёт…
Первый-Сноп был бы плохим старостой, если бы не поспевал вовремя. Он точно знал – пролитая без суда кровь добром для общины не обернётся. О ледяной деревне, откуда в лютый мороз камнями прогнали сиротку-бродяжку, ходили слухи по всему краю. А кому делать нечего было, могли и ногами сходить проверить в верховья, за Сальную горку – дома стоят один к одному, коровы, петухи, псы – и всё-всё инеем тронуто.
– Стоять! – зычно гаркнул староста и ворвался в круг. – За что людей жизни лишить хотите?! Что за вина на них?
– Волшебник пацан. Вшей поди не научился давить, а туда же, – подбоченясь, фыркнула Прялка-Прялка. – Мы его не убьём – он нас погубит, а не нас – так наших детушек.
– Так ли, братие?
– Так, так! – пронеслось над толпой.
– Расступись, – скомандовал староста. – Судить будем. Думать будем.
Вездесущий Лисий-Хвост тотчас приволок из ближайшей избы уголёк и раздул огонь, какая-то баба поставила рядом чашу воды и туесок масла, а маленький медный самородок Первый-Сноп и так постоянно носил на шее. Маслом староста вымазал рты истуканам, над огнём и водой поклялся судить по чести, медью запечатал уста для всякой лжи. Батрачка стояла, одной рукой прижимая к себе ребёнка, другой поводя остриём клинка в сторону любого, кто случайно подходил ближе.
– Что можешь сказать в своё оправдание ты, женщина?
– Отпусти нас – мы не можем причинить никому зла, – огромные глаза батрачки переполняло отчаяние. – Я знаю, что мой сын вырастет и станет волшебником. Пока он мал, я вожу его с собой, брожу с места на место и никто, кроме меня, не знает, как его зовут.
Первый-Сноп почесал в затылке. Коли так – можно и вправду отпустить восвояси. Пусть их волки с медведями судят, а наше дело сторона.
– Иди сюда, не бойся! – Староста высоко поднял мальчишку, чтобы каждый мог его видеть. – Знает ли кто-нибудь в Речице, как его звать?