Венгерская вода - стр. 38
– Мне сказали, что ты за миром для отделившейся церкви едешь.
– Не может быть никакой отделившейся церкви! – возвысил голос инок. – Могут быть неразумные пастыри, которые увлекают свою паству на погибель. Наше дело противостоять этому. Тот же король Стефан предлагал папе возглавить крестовый поход против турок. Поклонился. Хотел власть получить. В то же время с турками сговаривался, чтобы Константинополь захватить. А патриарх Каллист, что будет миро благословлять для болгар и сербов, три года назад эту же самую сербскую церковь анафемствовал.
Мне была непонятна почти половина из того, о чем говорил Киприан. Где сербы, где болгары, я имел самое смутное представление. Но я не мешал ему выговориться. Кто знает, представится ли ему еще такая возможность? Наедине со случайным встречным из такого далека, что и помыслить страшно? Еще подумалось, что с Мисаилом он не стал бы так откровенничать, хотя тот вроде и единоверец. Только папежник для него все равно что отступник. Еретик, хуже иноверца.
Инок между тем замолчал, думая о своем. Потом сказал, ни к кому не обращаясь:
– Мыслимо ли победить рознь мира сего?
Пришлось осторожно вернуть его к началу разговора:
– Ты как с Омаром встретился?
– Пришел на корабль провожать патриаршего посланца. Тот, помимо всего прочего, вез целый сундук с миром для северной епархии. Этот Омар и учуял запах. Спросил, что это. Так вот я и узнал, что он торговец благовониями.
VIII. На Золотом Роге
Человека, выросшего в Каире, трудно удивить величием иного города. Сказано: «Кто не видел Каира – тот не видел мира». Мы привыкли, что гости, приехавшие из самых дальних мест, восхищались его размерами и процветанием. Однако не зря люди называли Константинополь Царьградом. Этот город был воистину прекрасен и огромен.
Теперь здесь повсюду лежали следы разрушения и упадка, но они лишь подчеркивали былое великолепие. Хотя многие здания пустовали и разрушались, площади использовались под огороды, а улицы заросли травой и служили пастбищами для коз – древняя мощь лишь уснула под вековой пылью забвения и словно ждала пробуждения.
В длинной бухте, именуемой Золотым Рогом, теснилось такое множество кораблей, что наша Александрия показалась мне захолустьем.
Однако самое неизгладимое впечатление произвел на меня храм Святой Софии. Состязаться с ним в величии могли лишь наши древние пирамиды, но то были лишь горы из камня, пусть и возвысившиеся до небес. Здесь же я увидел здание, полное людей и великолепных украшений, покрытое куполом, вознесенным на такую высоту, что даже снизу захватывало дух.