Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - стр. 71
Иногда мне бывало его жалко, но я не могла даже сказать ему об этом. Пожалеть его – значит унизить, а всякая недостойная мысль тотчас гасилась.
Заппо знал, что, когда он занимался со мной любовью, мне это нравилось. Ему не нужна была машина для мастурбации, поэтому он специально оговорил, чтобы все его роботы, будь то мужчины или женщины, реагировали, как люди. В любой любовной позе у нас всегда бывал бурный оргазм. Он знал: наши крики экстаза были неподдельными. Но даже ученым было не под силу заставить нас любить его. И даже сумей они заставить нас автоматически любить его по умолчанию, Заппо это вряд ли бы удовлетворило. Он хотел, чтобы наша к нему любовь была нашим собственным свободным выбором, чтобы мы любили его лишь потому, что его нельзя было не любить. Но он не осмелился убрать гасящие цепи, ведь тогда, скажи мы ему, что его не любим, он бы этого не вынес. Поэтому он постоянно пребывал в аду своих нереализованных желаний.
– Как и вы все, – посочувствовал Саймон.
– Это да. Заппо часто говорил, что все в замке, включая его самого, – роботы. Мы были специально созданы роботами, он же стал им по чистой случайности. Яйцеклетка и сперматозоиды его родителей определили его достоинства и пороки. Свободной воли у него было не больше, чем у нас.
Саймон взял в руки банджо, настроил его и произнес:
– Бруга изложил весь философский дискурс в одном стихотворении. Оно называется «Афродита и Философы». Я сейчас спою его для тебя.
– Это лишь список искателей ответов, – заметила Чворктэп. – Бругой, как и тобой, двигал специфический набор генов, который вынуждал его искать несуществующие ответы.