Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - стр. 61
В Венецию мы прибыли поздно, часов в 12 ночи. Пройдя вокзал, мы вышли на другую сторону здания. К моему удивлению, вместо улицы я увидел большой, широкий канал, наполненный водою, который, как мы потом узнали, называется «Канал Гранд»; он заменяет в Венеции главную улицу: вместо извозчика нам подали «гондолу» – род лодки, окрашенной в черный цвет. На гондоле помещается будка, обтянутая снаружи и внутри темным сукном. Руля гондола не имеет, лодочник, или как он там называется «гондольер», стоит на корме лодки-гондолы лицом к ее носу и гребет одним веслом.
В эту гондолу да еще и ночью было довольно жутко садиться при слабом вообще освещении Венеции. Когда мы сели в гондолу, то она погрузилась в воду почти до краев, и я, имея от роду 7 лет, испугался не на шутку… Мы ехали долго, около часу до гостиницы[205].
Совсем другим было впечатление у семнадцатилетней М. А. Пожаровой, с чьими путевыми заметками мы уже встречались:
Поезд прошел через лагуны. Мы в Венеции.
Когда я вышла с вокзала и стала в гондолу, передо мной развернулись очарованные берега сказки и сама я стала играть роль заблудившейся странницы, попавшей в фантастический город.
Лунная ночь задумчиво ласкала трепетную воду осеребренного, убегавшего в смутную даль канала; длинные красноватые отражения фонарей дробились в мерцающей зыби, а ряд темных зданий, погруженных в сонное безмолвие, отбрасывали, как траурные вуали, мглистые полосы холодных теней. Я смотрела едва дыша, охваченная оцепенением, вся во власти нового, неизведанного чувства, которое постепенно спускалось в душу глубокой и таинственной истомой.
Длинная и тонкая гондола легко и спокойно скользила вперед, под убаюкивающие всплески весел, и чудилось, что это черный лебедь несет тебя по волшебной стране. Вот тусклая линия маленького канала выбегает из сумрака зеленоватой лентой – и быстрым, почти неощутимым поворотом мы въезжаем в чужое пространство воды, сдавленное почерневшими, местами облупившимися, стенами. Два-три одинокие огонька мерцают рубиновыми точками, старый мост перекинулся изогнутой аркой, как единственное звено между этими мрачными домами, загадочно выплывающими из его водной глубины. И чувствуешь, что ты – в средневековой легенде, и спрашиваешь себя, наяву ты или во сне. Фантазия растет с каждым мгновением, пополняя таинственными образами эту удивительную, невообразимую действительность. Невольно вздрагиваешь от звука шагов по мосту, представляя себе нагнувшуюся к перилам сумрачную фигуру в атласном плаще, с надвинутой на лицо шляпой. Еще несколько маленьких улиц – и перед вами развертывается Большой канал, весь светлый от лунного блеска и от горящих фонарей, весь серебристо-зеленоватый, с широким горизонтом вдали, с ласкающей красотой своих мраморных палаццо, которых не успеваешь разглядеть, но уже чувствуешь все обаяние их тонкой и прихотливой прелести. Последний поворот, последние взмахи весла, разбивающие искристую воду. Ошеломленные всем увиденным, озадаченные до глубины души, чувствуя, что этот странный город перевернул все мои прежние понятия, я схожу на берег и бросаю последний взгляд на рассеянную вокруг загадочную красоту