Венец всевластия - стр. 60
– Ему бы, Геннадию, паству свою блюсти да делом толковым заняться.
– Дело-то у него есть. И архиепископа Геннадия сил немерено, – с готовностью откликнулся Максим. – Он сейчас занят составлением полного свода Библии.
– Вот это доброе дело, – оживился Курицын. – Ветхий Завет на русский не переведен. Его-то нам и не хватает.
– У Геннадия справщиков и переводчиков целая артель. Главные у них – Герасим Поповка и брат его Дмитрий Герасимов.
– Дмитрия я знаю, достойный юноша.
– Им помогает поп Вениамин. Родом он славянин, а верой – латынянин.
– Вот как? – удивился Курицын. – При Геннадии латыняне завелись? При его-то нетерпимости! Хотя для дела этот латынянин зело необходим.
– Геннадий грамотности алчет. Ему мало Вениамина-латынянина. Там еще трудится монах-доминиканец. Имени его не знаю, но человек сумрачный.
– Ай да архиепископ! – рассмеялся Курицын. – Как бы мы с ним поладили славно, если бы называл он белое белым, а черное черным, если бы не возводил на нас напраслину.
– Так ведь не выдуманная она – напраслина-то, Федор Васильевич. И перечислять все безобразия язык устанет. Пьяный поп Кондрат плясал в храме пред иконами и кукиш показывал – было! Поп в церкви… – Максим снизил голос до шепота, – да знаете вы, уличанский храм в Плотниках… Так тот поп скрытно исповедует жидовскую веру и имеет двух жен, обе невенчанные. Венчанная-то у него померла. Архиепископ о том пока не ведает, но узнает со временем, пыль поднимет до небес. И ведь за дело! Нашелся охальник, который нательный крест со шнурком нацепил на ворона. А ворон, птица злая и глупая, полетел на свалку мертвечину искать. И видели православные, как крест святой по собачьему трупу елозил. А Геннадий и рад – вон что еретики вытворяют. А мы-то здесь при чем?
– Горько это и страшно, потому что нас с этими бесами, развратниками и вероотступниками смешают, всех засунут под одну крышку.
– Да кто засунет-то?
– Люди. А проще говоря – время.
Собеседники опять принялись за еду, и Паоло, получив передых, понял, что замерз до дрожи. Ног от холода он вообще не чувствовал. Вылезая из постели, он накинул на плечи одеяло, а про ноги не подумал, тем более что босому куда ловчее идти на цыпочках, каждую половицу чувствуешь, не дашь ей скрипнуть. Теперь следовало немедленно обуться, потому что калекой безногим на Руси не проживешь, разве что у храма побираться.
Разгоряченный Максим вдруг откинул капюшон с лица, и Паоло увидел, что тот гораздо моложе, чем он его представлял. Голос Максима был глух, речи разумны, и Паоло сочинил себе образ старца, а с Курицыным беседовал русоголовый, синеокий молодой человек, курносый и, наверное, в других обстоятельствах – смешливый.