Венец Логоры 1. Скиталец - стр. 4
Справа мелькнула стремительная тень. Иван успел разглядеть хищную, вытянутую вперёд голову с крючковатым клювом и внимательный, отливающий багровым, глаз. Сторожевая, кибернетическая птица – кица, скорее всего просто пролетала мимо по своим делам. Чтобы определить, кто летит и представляет ли опасность, ей вовсе не обязательно приближаться. Оборудование позволяет контролировать обстановку задолго до того, как кица появится в поле зрения собственной персоной. Да и вообще, её забота: оберегать хозяйство от хищников, постройки от пожаров, людей от несчастных случаев… Куча обязанностей, всего и не упомнишь, человеческой-то памятью. Только кибернетической. А вот соседский прыгун с людьми ей совершенно не интересен – свои люди, чего уж там. Иван проводил взглядом изящный силуэт.
– Все знают, что это машина и всё равно под птицу маскируют. Чего ради, а, дед?
– Ну ведь красивше! – пожал плечами тот. – Или лучше, чтобы тут железяка громыхающая таскалась?
– Не поспоришь. Хотя, железяки тоже забавными бывают. Особенно – громыхающие.
Машина плавно, чтобы уж вовсе не перепугать согрешившую скотину, затормозила над большим загоном, где лениво прохаживалось десятка два таких же чёрно-белых коров. На летающую подругу они внимания не обратили и продолжили перекатывать влажными ртами бесконечную жвачку, да мух лениво хвостами отгонять. Неромантичные животные.
– Дед, ты чего натворил? – всполошился Иван, глядя как растворяется корова в массе себе подобных. – Как же мы теперь нашу-то узнаем?
– По глазам, – важно разъяснил дед непонятливому юноше. – Из них из всех она одна летала! И никогда теперь из её глаз романтика полёта не выветрится.
Пусть крыльев нет, но отчего-то,
Течёт и плавится душа.
И ощущение полёта,
Уж не оставит никогда!
Продекламировал, хоть и надтреснутым голосом, однако же с чувством; в чистое, голубое небо взор обратил возвышенный.
– Похоже, не отпустило ещё старого, – взгрустнул шёпотом Иван.
– Не-е, нормально всё, – успокоила машина, громкости не убавляя. – Я это мракобесие уж который год слушаю! Без выходных и праздников.
– Ты хоть записывай, что ли, – подсказал машине Иван. – Духовное наследие, как-никак!
– Ополоумел, Ванюша? – возмутилась та. – У меня никакой памяти на его художества не хватит! И так всю оперативку загадил, рифмоплёт! Каждый вечер чищу.
Вздохнула сочувствующе, разъяснила непонятливому пареньку.
– А с коровой просто всё. У неё клеймо на ухе, посмотреть не трудно. Изгаляется над тобой старый почём зря. В стихотворной форме.
– Филипыч!
Сочный, мужской голос заставил обернуться и Ваню, и деда; старый и оскорбиться-то на машину как следует не успел. К ним, быстро и легко, подошёл мужчина лет сорока: белобрысый, крепкий, улыбчивый. Легкомысленные, полотняные брюки и рубашка навыпуск солидности управляющему Сектором не придали, конечно, но он, похоже, к этому и не стремился. Лето же, в самый раз одёжка.