Венец Гекаты - стр. 15
А после завтрака хозяин уютно устроился бы в кресле возле электрического обогревателя с книгой в руках. И кот спокойно соснул бы у него на коленях… Или можно было бы устроиться на письменном столе, под старинной бронзовой лампой с зеленым абажуром, и поглядывать одним глазом на экран компьютера, по которому бегает очень шустрая голубая стрелочка.
– Василий, ты где? – Дмитрий Алексеевич откинул занавеску. – О, хорошая погода сегодня!
Кот сидел, повернувшись к нему пушистым задом, и делал вид, что ничего не слышит. Дмитрий Алексеевич совершенно правильно понял его настроение и рассмеялся.
– Василий, не капризничай! У меня ведь дела.
Завтрак был поздний, по этому поводу Старыгин готовил пасту.
Дмитрий Алексеевич специализировался на итальянской живописи эпохи Возрождения и по роду своей деятельности тяготел ко всему итальянскому: городской архитектуре, художникам, макаронам и машинам «Феррари».
Правда, если насчет макарон и городов он мог удовлетворить свой интерес, то с «Феррари» любовь была без взаимности.
Дмитрий Алексеевич уменьшил огонь под кипевшими макаронами, затем быстро приготовил густую подливку из муки, масла и кипятка, посолил, помешал и добавил в соус чайную ложку приправы из черных трюфелей. Маленькую баночку этой приправы он купил в свое время в итальянском городе Орвьето, когда заехал туда, чтобы посмотреть фрески в знаменитом кафедральном соборе.
На кухне дивно запахло, но кот не явился к завтраку – грибы, даже такие ценные, его не интересовали. Старыгин взял большую тарелку, секунду помедлил и заменил ее на среднюю – все же макароны слишком быстро дают о себе знать лишними жировыми отложениями на животе.
Дмитрий Алексеевич любил вкусно поесть, но предпочитал в этом не признаваться вслух. Кот долго не выдержал и возник на пороге кухни с очень недовольным видом. Хозяин решил подлизаться и положил в его миску двойную порцию консервов, кот поел вроде бы нехотя, после чего уселся на соседний стул, продолжая упорно делать вид, что его совершенно не интересует то, что находится на столе.
Старыгин засыпал кофе в медную джезву и вздохнул, глядя в пространство затуманившимися глазами.
Джезву подарила ему красавица испанка прошлой весной, когда он переживал свое очередное приключение на юге Испании. Перед мысленным взором Дмитрия Алексеевича возникли волшебные глаза Марии, рассыпающие вокруг золотистые искры, ее черные пышные волосы, ее смуглые руки – терпеливые руки реставратора. Он вспомнил темное подземелье, вспомнил, как бежали они, стремясь уйти от преследовавшего их страшного зверя, как бездыханная Мария лежала на его руках, и он чувствовал, что силы ее уходят