Великое расширение - стр. 19
А Боонь смотрел на нее сквозь толпу. Он боялся за нее, оставшуюся наедине в этом море смеющихся лиц. Скопища живых существ всегда пугали его. Одна рыба бессильна, но стая способна перевернуть лодку. Под воздействием света, температуры и течения рыбьи косяки ведут себя непредсказуемо.
И все же девочка – Мэй, он бережно сохранил ее имя в памяти – не шелохнулась. Ее лицо, нежное и радостное, напоминало камушек на берегу: как бы ни обрушивались на него волны, он оставался на месте и поблескивал на солнце. Боонь смотрел на нее, и в животе у него будто стягивался узел. Лишь намного позже он понял, что это такое.
Один из мальчишек потянулся к лицу Мэй – похоже, чтобы поправить невидимые очки. Она тотчас же схватила его за руку. Обидчик хихикнул, но девочка не отпускала, и в его смехе зазвучали тревожные нотки. Со всех сторон посыпались насмешки.
– Давай, врежь ей!
– Что, А Гау, девчонки испугался?
– Врежь! Врежь!
А Боонь знал, как поступил бы кто-нибудь вроде Хиа. Он приготовился к удару, и тем не менее шепотом пробормотал:
– Не надо.
Все замолчали, а затем Мэй неожиданно отпустила руку мальчишки. Выражение ее лица изменилось, и она почти по-учительски снисходительно похлопала мальчишку по плечу. Ожесточение исчезло и с его лица, и он вернулся за парту. Окружающие недовольно заворчали, но уже беззлобно.
Удивительное тепло накрыло А Бооня. Эта девочка – кто она?
– Доброе утро, ученики.
На пороге стоял учитель Чи А. Школьники заспешили за парты, и в суматохе А Боонь вдруг понял, что его парта оказалась рядом с Мэй.
– Когда я говорю “Доброе утро”, вы отвечаете “Доброе утро, учитель Чи А”, – сказал учитель, – и кланяетесь, вот так. – Он вытянул руки по швам и слегка поклонился. А как только выпрямился, сразу же дернулся поправлять очки.
Однако школьники молчали, даже мальчишки, которые совсем недавно передразнивали его.
Учитель Чи А обладал своеобразной силой. Он смотрел на детей так, как никто из взрослых, будто действительно видел их и возлагал на них ответственность за их поступки.
– Итак, попробуем еще раз. Доброе утро, ученики.
– Доброе утро, учитель Чи А, – хором отозвались школьники и поклонились.
– Хорошо. Пожалуйста, садитесь.
В классе повисла тишина. Учитель Чи А говорил на правильном мандаринском китайском, присущем скорее диктору радио, чем школьному учителю в кампонге. А Боонь понимал его с трудом. Дядя немного учил его мандаринскому, но учитель Чи А говорил быстро и громко, из горла плотным потоком сыпались гласные, а на языке, словно комочки пережеванной пищи, перекатывались согласные. Небо и земля, если сравнить с привычным А Бооню грубым хоккьеном. Мальчик вспомнил слова одноклассника – мол, учитель Чи А прежде работал в городе, в престижном училище. Наверное, так оно и есть. Его речь словно придавала скромной обстановке – деревянным партам со сбитыми углами, серой исцарапанной доске, стенам, пестрым от обрывков давно сорванных плакатов, – какую-то торжественность.