Великий Вспоминатор - стр. 11
– Какого страха, вы долго еще будете говорить загадками?
Медленно, опустив голову, и твердо, отделяя каждое слово, он выдавил из себя:
– Я боюсь, что вы донесете на меня в полицию, что я на самом деле Французов.
– Господи, да вы в своем уме? Почему я должен идти в полицию? Вы на самом деле Французов? Что в этом плохого?
Мы помолчали с полминуты.
– Это даже очень хорошо и занятно, что вы Французов, ведь ваш отец был замечательным преподавателем, – продолжил я, – он читал лекции у меня на втором курсе.
Я стал рассказывать о его отце, озвучил пару интересных эпизодов из его лекций; по правде говоря, только его уроки и запомнились мне из всего моего университетского периода. Семенов-Французов как будто не слушал, и внезапно резко оборвал меня словами:
– Вы можете мне пообещать, что не пойдете в полицию?
– Да почему я должен туда идти, во имя всего святого? Конечно обещаю, чудак вы человек!
– Ну хорошо, – он с усилием овладел, наконец, собой, и натянуто улыбнулся. – Мне довольно вашего слова. Я приехал только просить вас о том, чтобы вы не рассказывали никому, тем более властям, что мой отец – Французов. Я вижу, что вы человек добрый, великодушный, и поймете меня: я не могу открыть вам всю правду, не могу сказать, почему я прошу вас об этом. И называйте меня впредь только Семеновым, пожалуйста.
– Ладно, конечно, обещаю! – воскликнул я.
– Хорошо, – сказал он, посмотрел мне глубоко прямо в глаза и вышел прочь.
«Вот чудак», – подумал я, «да мне нет никакого дела до его тайн».
Однако, не прошло и трех дней, как этот Семенов опять приехал ко мне. «Может быть, он сумасшедший?» – подумал я.
– Я делаю ошибку за ошибкой, – с досадой сказал он. – Я теперь целиком я ваших руках. Я бы просто уехал отсюда, но, во первых, все равно найдут, здесь не скроешься, а во вторых, я уже достаточно покатался по Австралии, и мне нравится здесь, в Мельбурне.
– Я же вам пообещал, вы что, не верите моему слову?
– Честно? Не верю, – с каким-то ожесточением ответил он.
С этими словами он достал из привезенного пакета устриц, коньяк и салями.
– Посидим, поговорим? – монументально произнес он и прочно опустился на диван.
В течение последующего часа он поведал мне свою историю, которая все объяснила – почему он боялся, что вскроется его настоящая фамилия. Как выяснилось, по-настоящему его звали Виктор Французов; его уже много лет искал Интерпол, ибо в России, давным давно, он, в порыве страшной ревности и гнева, убил свою жену и ее любовника. Ему удалось подделать документы и бежать в Австралию, и вот сейчас перед ним в первый раз встала угроза разоблачения. Говорил он очень пылко, красочно и, без сомнений, абсолютно искренне. Было в его владении русским разговорным языком нечто очень притягательное для меня, давно забытое; пожалуй, только друзья родителей, когда бывали у нас в гостях в моем далеком детстве в России, могли иногда говорить подобным образом. Местный эмигрантский русский язык всегда удручал меня, и Французов, конечно, потряс меня в этом смысле; поразила меня и его искренность и открытость передо мной. Мы много общались в тот вечер, и я, как мне показалось, также понравился ему: в конце концов, я тоже был когда-то выходцем из интеллигентной семьи. Мы расстались во взаимной симпатии и я почувствовал, что теперь, полностью открывшись передо мной, излив всю душу, он уже не боится, что я выдам его.