Великий ветер - стр. 54

бьет, Николай Иванович падает, Славка хватает ружье, целится в Николая Ивановича, тот с криком: «Оно не заряжено» вбегает в мастерскую. Григорий выключает станок, строгает заготовки рубанком. Славка с ружьем вбегает в мастерскую. Николай Иванович с криком: «Оно не заряжено» бросается к нему, начинает отнимать ружье. Оба падают, катаются по полу. Ружье стреляет – Григорий в это время поворачивается, хватается за живот, выбегает в зал и падает на письменный стол, разбрасывая книги, потом падает посреди зала и корчится от боли. Екатерина Павловна с веревкой в руках застывает, с отсутствующим взглядом. Славка убегает из комнаты. Николай Иванович выходит на середину зала.

Николай Иванович. Ведь это безобразие. Когда мы наконец-то будем жить цивилизованно. Ци-ви-ли-зо-ван-но! Ведь это дикость! Ведь это парадокс! Ведь так жить нельзя! Это мракобесие, в конце концов.

Занавес

Мирский с недоверчивым удивлением взял рукопись и ушел в свою четверть дачи. Я сел на лавочку и ждал: чтобы прочесть пьесу, нужно было не больше часа. Через час пришел Мирский, сел рядом со мной и сказал:

– Хорошая пьеса. Не ожидал. Ты написал за неделю?

– Да, за неделю. Как-то увлекся и не отрываясь, и вот – почти ровно за неделю.

– А про Бродского, про литературное объединение, про «Мы обуем всю Россию» почему ничего?

– Как-то не в строку. Не вошло. А что, надо было?

– Да нет. Просто ты рассказывал… Оно вроде как в самом деле не нужно… Не по теме, лишнее… Но пьеса очень хорошая. Гениальная пьеса, как и «Крик на хуторе». Они даже чем-то похожи.

– Тем и похожи, что написаны по законам драматургии, по Аристотелю.

– Когда ты рассказал, что «Крик на хуторе» – это по Аристотелю, признаюсь, я не поверил. Не то чтобы подумал, что ты врешь, но не поверил. Мне все равно казалось, что «Крик на хуторе» – это пересказ действительной истории. Твоего дедушки или вашего соседа, но рассказ о том, что произошло. А ты пересказал.

– Нет. Я не пересказал, а выстроил по законам драматургии. Сосед прототип был. И его действительно убили, когда раскулачивали, потому что он стал отстреливаться из обреза, а скорее всего, из простого охотничьего ружья. Но все остальное – ничего не было, все выстроено по законам драматургии, по Аристотелю. А «Свой дом» вообще без прототипов.

– А тот, который директор школы?

– А, этот. Конечно, был. Он и школу на уши ставил, а потом вместе с итальянцами всю Россию обувал. Я о нем и забыл, когда писал.

– А этот старик-шабашник, который в обмороки… Ты ведь ездил на шабашки?