Великий ветер - стр. 21
И недоверие это отчасти вызвано тем, что я начал объяснять, как я напишу эту пьесу, как создам этот художественный вымысел, который более реален, чем действительность. Когда человек объясняет, как он что-либо сделает, – это признак неуверенности. Кто умеет делать, кто может сделать, тот не объясняет, а делает.
Значит, надо написать пьесу. И даже не только для того, чтобы показать Мирскому, что я могу ее написать без конкретной истории, без сюжета, без героев, просто рассказав по законам драматургии о том, как разваливается страна, которая столкнулась с роком, хотя она, страна, не воспротивилась року, как Авдей из «Крика на хуторе», и не стала отстреливаться из обреза.
Написать такую пьесу – это как решить головоломку. Вроде как перевезти козу, волка и кочан капусты через реку в лодке по одному за раз.
Итак, что у меня есть. Характер персонажа. Типаж. Неуемный директор школы, фонтанирующий нелепыми прожектами; ему приспичило откопать десяток самородков, таких как Есенин, и вытащить их на телевидение… Еще и Бродского привлечь, нобелевского лауреата… Тип очень «богатый»… Ему все приспичило… Все, за что ни возьмется, приспичивает…
Откуда слово такое – «приспичило»? От слова «спичка»? То есть загорается, вспыхивает как спичка… О таких говорят: с шилом в заднице. Он сам по себе пьеса… Он потянет любой монолог, хоть Гамлета «Быть или не быть», но он как раз не колеблющийся, а совершенно уверенный в себе, безоглядно уверенный, уверенный до самодовольства. Гротескный такой тип… Ему нужен противоположный персонаж, чтобы они спорили. Это может быть пьеса-спор. Причем спор абсурдный, неконкретный. Они даже могут не слушать, вернее, не слышать друг друга, – каждый о своем; даже лучше, если один спорит, доказывает, а второй не отвечает, не понимает, чего он к нему привязался. Нужен нормальный человек, житейский. Как мужик из «Мартовского снега»[4].
Я поднялся к себе в мансарду над своей четвертью дачи, взял альманах «Стрелец» с рассказом «Мартовский снег» о деревенских мужиках, которые ездили на дальние заработки, и перечитал его. Рассказ я написал, потому что сам когда-то ездил с такими мужиками на такие заработки – шабашки. Это были сильные, крепкие люди не только физически, но и духовно. Чтобы уйти из колхоза и жить со своей семьей, не боясь ни начальства, ни того, «а что скажут люди», не надеясь ни на пенсию в старости, ни на обещание священника «устроить тебя после смерти», надо быть основательным, прочным человеком. Такой человек не пойдет с толпой, когда какой-нибудь козел-провокатор ведет эту толпу на очередную живодерню, или в светлое будущее, или в «рынок, который все сам отрегулирует». Такие не шагают в колоннах первомайских демонстраций, с флажками и транспарантами в руках. Такие всегда отойдут в сторонку. И не из-за философских убеждений, и даже не из здравых, разумных рассуждений, а просто из неосознанного внутреннего чувства самостоятельности.