Великий поход - стр. 27
Над хижиной кружили дикие голубицы. Брахман подумал, что это хороший знак. Он отдёрнул дверное запахало и вошёл внутрь. Гаури не просыпалась. Травяной навал поверх её тела убедил в этом глаза юноши. Она не просыпалась. Ни одна травинка не шелохнулась на Гаури после вчерашней заботы о ней Дадхъянча.
Юноша сбросил котомку и принялся за работу. Сегодня он поил Гаури молоком. Ему показалось, что губы девушки дрогнули, когда по ним скользнула струйка настоенного на меду молока. Дадхъянч переворошил её постель и укутал Гаури в выткань из козьей пряжи, которой юноша лечил зимние лихорадки. Он подумал, что хижине нужен очаг. Правда, её камышовая крыша загорелась бы от первой искры, и потому прежде следовало перестелить кровлю. Она выкладывалась жердями и обмазывалась глиной. Снизу и сверху. Жерди выкладывали так, чтобы глина держалась, не осыпаясь на голову. Юноша забрался на высокий и плоский камень, служивший в хижине столом, и распотрошил ножом крышу.
Гаури не могла видеть того, что творилось вокруг. Не могла, но видела. Точнее – понимала. Она понимала каждый жест этого юноши, спасавшего её, но такого беспомощного в своей доброте. Она понимала его беспомощность. Было бы неверно полагать, что Гаури боролась за свою жизнь. Нет, это жизнь сейчас боролась за неё. А девушка была безучастна к этой борьбе. Как безучастен к своему спасению каждый, стоящий на пороге вечности. Здесь человек уже равнодушен к самому себе. Он постигает другую форму жизни, путь к которой лежит через таинство покоя и безразличия.
То, в чём сейчас пребывала Гаури, не имело ни времени, ни названия, ни своего видимого или опознаваемого места. Это частично находилось в её теле, поскольку земная жизнь Гаури ещё держалась в теле девушки каким-то невероятным образом. Вопреки всему. Чем и вызывала томительное ожидание перемен. Её собственное существо, независимое, как оказалось, от земного бытия, стояло на пороге величайшего открытия другого, таинственного пути, и потому испытывало лишь угнетение от борьбы за возвращение назад.
Мир вокруг Гаури был полон новых звуков и красок. По-видимому, они составляли ту часть человеческого восприятия, которая всегда существует только в запасе наших возможностей и открывается лишь таким необычным способом. Сквозь эти звуки и цвета явственно проступал молодой брахман, каким его опознавало земное существо Гаури и доносили до поражённого сознания девушки её иллюзии.
Брахман перестелил крышу хижины, распахнув огромный зёв звёздному небу, вымазал жерди глиной и натаскал в жилище больших, плоских камней. Он выложил очаг под звёздами, укопав камни в землю, и развёл огонь. И тут Гаури, впервые за всё это время, потянулась жизнью в своё умертвлённое тело. Потянулась в боль пробуждения. Земной огонь подтолкнул её к этому, передав своё тайное заклятие нынешней жизни девушки. Но она не проснулась. Ей не хватило для этого сил.