Великие битвы великой страны - стр. 34
– Считали, считали, соколик!
Тетка Агафья водила Митьку по базару, купила ему пряник, вздыхала и все слезу рукавом смахивала.
– Да чего ты, тетка Агафья! – успокаивал ее Митька.
– Ох, как вспомню, как вспомню!.. Так ты ничего, при родителях, значит?
– Да, тетка Агафья.
– Дашу-то помнишь?
– Помню.
– А Федора?
– Помню, тетка Агафья.
– Так засудили Федора – ушел на каторгу.
– Как – засудили? – вырвалось у Митьки.
– Ой, не говори, соколик! Немца-то порешил немой, а дом поджег. Сам признался. А девка Палашка – типун ей на язык – потом все на тебя наговаривала.
– Тетка Агафья, – вдруг сказал Митька, – не дядя Федор, я немца поджег.
– Да что ты! Да бог с тобой, соколик! – замахала руками тетка Агафья.
– Я, – повторил Митька.
Ни единого слова не обронил Митька обратной дорогой. Сидел ястребом. За эти годы Митька почти что и забыл про графский дом. Прошло, как сон. И было ли это? Может, и не было…
Дотемна просидел в тот день Митька над обрывом реки. Уставился на воду, смотрел в одну точку. Смотрел – и вставала перед ним та далекая новогодняя ночь. Дым, люди, языки пламени и немец. Бегает немец из угла в угол, бьется в закрытую дверь. А на крылечке стоит Федор, большой, широкоплечий, с дубиной в руке.
А потом Митька увидел другую избу, ту, где актеры жили. Кровать. Свечу, что горела ровным пламенем. Дашу. Смотрит Митька на воду, а Даша, словно живая, перед ним стоит. Стоит и улыбается, как тогда, когда они в первый день свиделись.
Сколько сидел Митька над рекой, неведомо. Только уж стало смеркаться, когда проходил берегом реки Митькин отец. Увидел сына, позвал. А тот не откликается. Подошел Кузьма к нему, положил руку на плечо.
– Митя! – позвал снова.
А Митька ничего не слышит. Сидит как завороженный, все в воду смотрит.
Счастливого тебе пути, Митька!
Пообещал барин откупить Митьку, да позабыл. Вспомнил уже через год, летом. Послал генерал к графу Гущину своего управляющего, а когда тот вернулся, вызвал Митьку.
Шел Митька к господскому дому, а у самого тяжесть какая-то на душе. И небо было серое, и полыхали где-то зарницы, и истошно петухи голосили. А у самого подъезда увидел Митька тележку – точь-в-точь как у немца Неймана была.
«Откуда такая?» – подумал.
– Э, – произнес генерал, когда вошел Митька, – да ты, говорят, смутьян!
– Говорят, в графском имении дом сжег и ихнего управляющего, немца, погубил. Было такое дело? – спрашивает генерал.
– Было, – отвечает Митька.
Генерал поднял брови, с удивлением посмотрел на Митьку, как будто бы впервые видит.
– Э, да ты на самом деле смутьян! Иди сюда. – И повел Митьку в соседнюю комнату.