Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - стр. 170

[644], прямо деградировать, если не по-николаевски – в рядовые, а хотя бы в бригадные командиры, в командиры полков-батальонов! Да производить при этом урезку во всех «видах их денежного довольствия»! Вот такая бы мера оказалась бы куда как внушительней. А то отрешения эти для наших мерзавцев только являются отдыхом и кейфом.

Врачи потерпевших крушение санитар[ных] транспорт[ов] и лечебных учреждений – в отчаянном положении. Офицерство щедро их награждает сказуемыми – «удирали», «улепетывали», – не сознавая, что удирали-то постыдно именно они, фальстафы – они были виновниками общей паники. «Удиравшие-то» врачи если и теряли денежные ящики, то не иначе, как в руки неприятеля, г-да же офицеры были при этом более умны: денежки-то из ящиков выбирали себе в карман!.. И сукины же дети наши вояки в офицерских мундирах; невольно лезут мне в голову желчные мысли, потому что кругом видишь, насколько они развращены, насколько их этические взгляды укорочены; квалифицированное лихоимство и передержка карт у них возведены в принцип; мошенники и мазурики! С такими негодяями нет и охоты зря гибнуть: падать и ушибаться – так с хорошей лошади, а не с треногой сволочи! Грубый протекционизм и непотизм, подкупность верхов губит Россию. Епанчин до назначения корпусным командиром 3-го арм[ейского] корпуса был все время директором Пажеского корпуса! Ведь все эти разжиревшие бюрократы смотрят на всю серую массу как на жирную кучу навоза для удобрения только их благосостояния! Ни капли гражданственности!

7 февраля. Погода слякотная. Около 3-х часов пополудни в предшествии первого эшелона с этапно-хозяйств[енным] отдел[ом] и отделом дежурного генерала тронулся по железн[ой] дороге. Второй эшелон с нашим санитарн[ым] отделом – на Мосты. Поля совсем почти оголены от снега, места кругом болотистые. Сердце замирает от радости, что хоть немного, но приближаюсь к моей дорогой родине.

Около 5 часов вечера приехали в Мосты, где узнали, что первый эшелон уже собирается обратно в Гродно, а за ним скоро последуем и мы. С продолжительными остановками на разъездах прибыли обратно в Гродно на рассвете лишь – утром. В Мостах успел написать открытку своим эзоповской формы изложения касательно переживаемого момента.

8 февраля. Слякоть, дождь. Воскресенье. Из мира таинственного и непонятного: ночью в вагоне видел странный сон, осталось в памяти лишь то, что я был в компании умерших матери, брата Алеши[645] и сестры Елены Павловны[646]. Перед этим я о них не думал. Вчера же была «родительская суббота»! «Есть много, друг Горацио…»