Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - стр. 164
2 февраля. Первый день Великого поста. Погода слякотная, t выше 0°[620]. Живем на вулкане в неизвестности, когда нас попрут немцы еще далее во глубину России. Отступаем в большом беспорядке; много утеряно обозов, интендантск[ого] имущества, скота и пр. Не со всеми частями штаб вошел в связь, напр[имер], до сего времени неизвестно, где штаб 20-го корпуса, а тем более – штабы его дивизий, полков и т. д. Уполномоченный князь Ливен[621], Барановский, французск[ий] отряд с д-ром Керзоном[622] во главе попали в лапы неприятеля. Положение наших войск в отношении продовольствия – отчаянное.
Сегодня посылают 2 дружины в Сопоцкин[623] на передовые позиции. Дружины «крестоносцев» (ополченцы) – самый ненадежный войсковой элемент. Всеобщая суета и растерянность. Наскоро везут чем хоть кое-как можно защитить крепость, в к[ото] рой совсем нет гарнизона и многого из того, что было бы теперь весьма необходимо. Начальником крепости, говорят, здесь фактически является не сам старик-генерал Кайгородов[624], а его молодая жена – умная, властная, энергичная и распорядительная.
Из-под Лыка и Райгорода продолжают приходить теплушечные поезда с ранеными; сегодня привезли около 800 челов[ек]. Неврастенический транс нашего полковника, потерявшего всякое самообладание; объявляет мне отчаянным голосом, что-де нас теперь всех отдадут под суд: из Августова-де преждевремен[но] снялись 495-й и 500-й госпиталя, понадеявшись на Елизавет[инский] Кр[асный] Крест, в поезде-де много раненых совсем не перевязанных и, кроме того, несколько человек в нем по дороге умерло!! Я его успокоил и обещал все проверить. Я себя веду с невозмутимым спокойствием. Упрекает меня за д-ра Авербуха, к[ото] рого я рекомендовал как надежного и знающего главного врача, к[ото] рый-де «удрал» преждевременно из Августова, грозит его предать суду и отрешить от должности!! Данилову уже стало известно о наплыве раненых в Августов, им командирован Резвой для упорядоче[ния] эвакуации. Краснокрестск[ие] представит[ели] всячески стараются себя выдвинуть, а нас обесславить. Интрига ведется деликатно и тонко… Перед своими полководцами – презренными ничтожествами – я держу себя с поднятым забралом: уж ко мне-то лично никто из них не посмеет обратиться с каким[и]-либо указаниями на санитарн[ые] упущения, уж больно ущемлены их собственн[ые]-то хвосты; ходят как мокрые курицы.
По показанию раненых немцы отчаянно на них лезут густыми колоннами, и все пьяно-распьяны! Одна из сестер, подруга к[ото] рой была ранена, передает, что они, сидя в поезде, подвергнутом обстрелу, нисколько не испугались, она даже «кулаком грозила немцам».