Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - стр. 140

[509]! После обеда вместе с корпусным врачом Макаровым поехали в Петрикашен[510] версты за 3 к востоку для осмотра поместившегося в отдельном фольварке одного лазарета 73-й дивизии. Из Петрикашена я уже один покатил на Эйдкунен[511] в Кибарты, где наметил осмотреть 311-й полев[ой] госпиталь. Картина разрушения здесь еще, кажется, ужаснее. По пути в тыл дружно все возят и возят сено, к[ото] рого теперь на занятой нами немецкой земле масса, да и самого наилучшего – клеверного.

Остановился на ночевку в госпитале, удобно разместившемся в бывшем таможенном здании. Эйдткунен с одной стороны и Кибарты-Вержболово с другой: какая резкая разница в стиле благоустройства! То – немецкое, а это – русское! Там – культура, а здесь – дикость! В отведенной мне комнате уже и печь не та, а чисто русская, resp. плохо греющая. И комната холодная – неуютная.

Поужинал в дружной и хорошей компании госпитальных врачей, сестер. Много говорят о весьма полезной деятельности в районе 22-го корпуса сестры Беккаревич, заведующей питательными пунктами. Разговорились о всевозможных курьезах на войне: как топили печи немецкими роялями, как солдаты ходят в женских кальсонах и ночных кофточках[512], и пр., и пр. В Эйдткунене на пивном заводе сохранилась еще на пивном заводе надпись золотыми буквами: «Сит Део»[513]!

22 декабря. Целую ночь и по сие время бушует свирепый ветер. Докончил осмотр 311-го полев[ого] госпиталя и посетил еще второй лазарет 56-й дивизии, а также французский подвижной лазарет, во главе к[ото] рого стоит старший врач Керзон[514], бывший когда-то учеником, к[ото] рого репетировал мой Николай в бытность студентом.

Рейнбот награжден Св. Влад[имиром] 3-й степени с мечами!! В Петербурге до сих пор заседает комиссия, придумывающая, как переименовать на русский язык Кронштадт!! Боже мой, какая у нас пошехонщина! Во всех наших реформах только и видны одни механические меры, и так ничтожны меры органического характера: устранить, пресечь, не допустить… и только; создать же такую почву, ч[то] б[ы] ни в устранении, ни в пресечении не было никакой необходимости, или последнее совершалось бы само собой – этого творить мы не можем, не мы, пожалуй, а наши руководители-опекуны, в руках коих судьбы нашего несчастного народа. Погляжу я и теперь что и как делается непосредственно вокруг механики, механики и механики, насильственная еще механика. Нет ли в этой политике перегружения и задушения масс одной бессмысленной механикой[515] какого-ниб[удь] гениального (конечно, в личных лишь для себя расчетах!) плана со стороны пасущих нас «добрых» пастырей?! Пусть-де овечки что-н[и] б[удь] да делают и получше от этого утомляются, ч[то] б[ы] не было им досуга для разных мечтаний, всякого рефлектирования…