Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - стр. 106

[360], откуда версты через 2 переехал и границу. Боже мой, какая потрясающая картина всеобщего разрушения; в селениях ни одной живой души; здания все исковерканы как после землетрясения. Около часу дня прибыл в Марграбово, бывшее, очевидно, до войны весьма благоустроенным местечком, а теперь… теперь представляющ[ее] все ту же надрывающую душу картину опустошения и разгрома; выбиты зеркальные стекла в магазинах, все в них переворочено, разбито, перековеркано; по улицам разбросаны зонты, манекены, шляпы, платки, битые бутыли, лампы, вазы, изорванные книги, ноты, картины, всякая утварь. Здания с пробитыми крышами и зияющими без рам и стекол окнами; водопроводные, электрическ[ие] осветительные и обогревательные сооружения в домах все приведены в негодность злобно-мстительной рукой удалившегося врага; жизнь, когда-то бившая ключом, здесь совершенно замерла; и как-то странно видеть, что среди всеобщего разрушения часы на костеле продолжают ходить и бить.

Наш отдел остановился около «Отеля Кронпринца» против костела. Внизу – разгромленный ресторан. Мне лично кое-как удалось устроиться в комнатке какого-то коммерсанта Фрица, бросившего здесь весь свой скарб и бежавшего. Размещаемся потеснее друг около друга, не разрознившись во избежание всяких внезапных нападений хитроумного врага. Находимся в гиблом районе Мазурских озер; для армии нашей поставлена очередная задача – взять Летцен[361].

Головные эвакуационные пункты: Вержболово, Сувалки, Лык, Граево и Остроленка. Из Симно и Лодзее госпиталя перетаскиваю в Филипово[362] и Марграбово… В Вильковишки[363] и Кибарты[364] уже продвинуты для 3-го армейского корпуса, действующего на правом фланге в направлении к Тильзиту[365].

8 ноября. Выпал снег, тоскливо потянуло на родину из этого омута вандализма, душа так и рвется в мир красоты, света, взаимной любви. Не могу, положительно, удержаться от слез при виде окружающей картины разрушения и расхищения; в шкафу сегодня нашел брошенные детские игрушки, ученические тетрадки, семейные фотографич[еские] карточки; жили, очевидно, здесь люди мирно, тихо, растили своих деток – и вот, все перековырнулось. Так грустно, так грустно, что, право, можно сойти с ума.

Солдатишки копошатся в разбросанном имуществе, но с опаской, как бы не попасться за мародерство – кто тянет женскую кофту или юбку на портянки, кто – почтовую бумагу, карандаши, перья и проч. Среди руин странно как-то слышать то там, то сям звуки роялей; это кто-н[и] б[удь] из офицеров наигрывает себе романсы… На двери против моей, рядом с нашим плакатом «Управление санитарного отдела», висит еще крепко прибитая мраморная дощечка с надписью «