Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - стр. 100
24 октября. Мороз; поля покрылись инеем. Светлое бирюзовое небо. Лык, оставленный немцами, нами занят. Квартирмейстерская часть вчера выехала совсем в Августов, куда на днях переходят и проч[ие] отделы штаба.
25 октября. Ночь волшебная, звездная и лунная; неописуемо-красивым в отсвете небесных лампад таинственно-молчаливо смотрит[ся] монастырь. Мне не спится, но не от тяги к небесному, а от охватившей меня злобы ко всему земному, к[ото] рую не могу рассеять и дивной природой. «Кому повем тоску мою?» То неестественное положение, в к[ото] рое я теперь поставлен службой, имея над собой непосредственного начальника по моей специальности – вчерашнего «командира нестроевой роты» – заставляет меня глубоко страдать; опускаются руки к долу, хочется на все наплевать, взять, да и уехать из этой бездны человеческой пакостной свистопляски. Война?! Только для солдат она является актом самоотвержения и самоотречения (хотя бы и вынужденного), для остальных же, особенно же наверху стоящих, она – только средство и цель для того, ч[то] б[ы] сорвать себе лично побольше, да повыгоднее пристроить к ней своих ближних, алкающих «жареного». Всемерно внушаю себе мужаться и терпеть; не вечно же должен длиться этот кошмар человеческой низости; наступит же и рассвет новой жизни, когда к обидчикам нашим предъявим счет и притянем их к барьеру: «тогда считать мы станем раны – товарищей считать». Я ничего бы, пожалуй, не имел против существующей санитарной организации, но тогда следовало бы еще в мирное время приготовить к ней подходящих людей, а не ставить в такое шокирующее положение нас, корпусных врачей, при штабах армий.
Ведренный день; восхитительная погода, а на душе скверно-прескверно; от чувства внутренней обиды не нахожу места, ничем его не могу разрядить. В Августов сегодня переехал этапно-хозяйственный отдел, завтра переедет отдел дежурного генерала; останемся здесь на неопределенное время лишь мы – санитарный отдел, почта да казначейство. Публика редеет. Столовая, где так прекрасно кормили, уехала с командующим; остаемся мы предоставленными самим себе в отношении довольствия и нек[ото] рых других удобств. Монашенки ждут – не дождутся, когда и мы уедем. Орудийной симфонии не слышно уже несколько дней.
26 октября. Сегодня в Августов выступает полностью и наш санитарный отдел; вещи погружены в обоз, а сами выехали на автомобилях. Прощай, тихий, покойный уют монастыря, где я несколько поотдохнул и телесно, и морально; неизвестно, долго ли простоим в Августове, по квартирам условия там прескверные.