Великая Отечественная война – вчера и сегодня - стр. 17
– Я вижу, как вы развились после Каутского, – визгливо и пожелтев, крикнул Филипп Филиппович. Тут он яростно нажал кнопку в стене. – Сегодняшний случай это показывает как нельзя лучше! 3ина!
3ина прибежала бледная.
– 3ина! Там в приемной… Она в приемной?
– В приемной, – покорно ответил Шариков, – зеленая, как купорос.
– 3еленая книжка…
– Ну, сейчас палить! – отчаянно воскликнул Шариков. – Она казенная, из библиотеки!!
– Переписка – называется… как его?.. Энгельса с этим чертом… В печку ее!
Зина повернулась и улетела».
С фактологической точки зрения вроде бы все верно. С педагогической точки зрения ценность этой беседы нулевая. Точнее отрицательная. Два высокообразованных ученых эскулапа загоняют Шарикова в угол, не давая ему никакой возможности для отступления или хотя бы для почетной капитуляции. А ведь известно, что в угол нельзя загонять не только человека, но и крысу, она обязательно бросится. А человек и подавно. Тем более, если к нему обращаются вот так: «Вы стоите на самой низшей ступени развития, – перекричал Филипп Филиппович, – вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные, а вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать советы космического масштаба». Иными словами для него Шариков – унтерменш.
Не хочется произносить страшное слово «расизм», но, увы, именно это исповедует Филипп Филиппович, который думает, что несет «бремя белых». И при этом несет его с фанатической верой: ведь с казенной книжкой можно разобраться и по иному – вежливо вернуть ее Швондеру. Со змеиной улыбкой и комментариями насчет того, как развивается его подопечный после Каутского. А профессор Преображенский устраивает какое-то аутодафе в духе Торквемады. Или тех же нацистов, сжигавших коммунистические книги. Впрочем, и сами коммунисты были не лучше, сжигая церковные книги и иконы. Таким образом, Преображенский становится на одну доску со Швондером.