Вектор: Жизнь и смерть - стр. 42
– Наверное, будет слишком, если я попрошу вас стать моим другом… Как вы можете догадаться, их у меня немного. Да что уж там – совсем нет, я непопулярный… Чуть не солгал, а ведь только что доказывал свою честность. Вот же я дуралей, смешно аж, ведь мне скрывать нечего, я открытая книга. Что интересно, как раз книги мне больше подходят в роли друзей, нежели другие ребята моего возраста. Они… они все шумные, порой агрессивные, сами не знают ничего – понятное дело, молодые, все такими были, но мне трудно находить общий язык с такими людьми… Здорово было бы иметь друзей, здорово было бы не быть одному… С книгами проще, часто автор становится другом. Мама научила понимать это, чувствовать, когда автор, рассказывая историю, словно общается с тобой. Это… это очень интересно, мы с ней часто гадали по тексту автора, каким он был человеком, устраивая игры и даже давая всякие задачки, – очень интересно. Жаль, что все в это не играют, я бы тогда был самым первым! Разумеется, она знала их всех, все же Интернет полон автобиографий и историй – но мы играли в игру, где я пытался понять автора и узнать его. А вы любите читать?
Портер чувствует на каком-то неведомом уровне разницу между этой встречей и той, которая происходила не раз у него в клетке с отцом или матерью. Словно два совершено разных мира, отличающихся настолько сильно, насколько мало у него есть в запасе слов для описания этой пропасти.
– Да, вы правы, порой кажется, что я дурачок и болван тот еще, болтаю да болтаю. Но мне очень одиноко одному, а читать и общаться вживую, с реальными людьми – это разное, слишком разное. Будь люди такими же понятными, как рассказы или романы, наверное, я бы оказался здесь, наверное, я… Вы ведь расскажете моей маме, что я не виновен, правда?
За все время он не сделал ни одного движения, кажется, даже не моргнул, а дыхание работало ровно для поддержания жизни. Теперь ему ясно точно и наверняка: все изменилось.
– Тебя не должно быть здесь, – с невероятным трудом и почти шепотом произнес Портер, выговаривая каждое слово из-за пересохшего горла.
Практически еще ребенок – мальчик в возрасте одиннадцати лет – смотрел на него наивными глазами из-под опущенной челки. Светло-голубые глаза были полны добра и располагали к себе, невзирая на любые слова или даже поведение. А худенькое тело и небольшой рост лишали его возможности испугать или негативно настроить к себе любого человека, кто оценивает степень угрозы по внешности. Он был очень добрым, вполне приличным, хоть и нервным, что не раз выражалось не только в бесконтрольном потоке слов, но и через активную моторику и небольшую дерганость. Он смотрел на него чуть снизу не только из-за небольшого для своих лет роста, но и по причине наблюдения за Портером из-под бровей.