Вектор ненависти - стр. 2
Впрочем, философское настроение возникало у Вяльцева не часто. Обычно учитель запирал пустой класс и, минуя выкрашенные в безжизненно-бледный зелёный цвет коридоры, спускался в столовую, где духовная депрессия сменялась депрессией гастрономической. Питая отвращение к склизким макаронам и жидковатому картофельному пюре, он предпочитал запеканку, поглощая которую, подсчитывал число изюмин в порции. Обычно их попадалось две или три, больше бывало только в дни каких-нибудь плановых проверок, когда в школе ожидалось начальство из РУО. Сегодня же и вовсе не было ни одной изюмины, так что, отхлебнув сладковатого компота, Вяльцев вдруг почувствовал себя проигравшим, обманутым. Словно сыграл с мошенником в напёрстки и проиграл: не на тот напёрсток указал, не ту порцию запеканки взял с прилавка. Обида усиливалась ещё и осознанием своей беспомощности: не подойдёшь же к поварихам поскандалить, не потребуешь полагающийся изюм, полагающийся, по рецепту положенный, но в тесто не положенный, а положенный в сумку какой-нибудь поварихи. Вяльцев даже попытался представить, как они делят между собой уворованную добычу: всем всего поровну – или одной изюм, другой мясо, третьей макароны? Последний способ дележа казался более подходящим, наверняка и график составляли: кому вчера досталась курица, нынче мяса не получит, нынче берёт рис. «А мне сегодня досталась пустая запеканка», – подумал Вяльцев, злобно усмехаясь.
Ему вспомнилось детство, вспомнилось, как часто он играл с друзьями за домом, и мимо них ходила женщина с полными сумками. Она работала в школьной столовой, а жила в дальнем подъезде, но шла с работы не коротким путём, а делала небольшой крюк. Дети не обращали ни на неё, ни на сумки никакого внимания, потому что это не мешало их играм. Лишь позднее, уже став учителем, Вяльцев однажды вспомнил про неё, и стало ясно, почему она возвращалась с работы кружным путём: чтобы сидевшие у подъездов жильцы не видели сумок с продуктами, которые она не покупала в магазине, а таскала из школы. И он, советский школьник, и все его друзья и одноклассники годами получали в столовой чуть уменьшенные порции, а эта труженица и её товарки годами – даже не воровали – уворовывали. И Вяльцев снова усмехнулся: «Стоило разрушать СССР, если всё равно ничего не изменилось…»
И вдруг он решил испытать судьбу. Да, испытать, бросить судьбе вызов. Он подошёл к раздаче и попросил ещё кусок запеканки. «Понравилось?» – расплылась в улыбке одна из поваровок. «Нет», – беря тарелку, бросил Вяльцев, так что у поваровки физиономия стала такой, будто её поймали с поличным за дележом того самого изюма.