Век серебра и стали - стр. 25
– Господин? – мальчишка пришел в себя и принялся расталкивать Алексаса. – Господин, вы живы?!
– Даже не знаю, что тебе ответить. Какой вариант больше нравится? – вздохнул Алексас, приподнимаясь на локтях.
– Господин! – завизжал мальчишка. – У вас кровь на голове! Давайте я… – Он полез в карман за платком, но Алексас остановил его.
– Не стоит. Правда, не надо. Лучше подскажи, который час.
Мальчишка замешкался, полез в другой карман, достал часы на цепочке. Долго и внимательно изучал положение стрелок, потом, щурясь и запинаясь, назвал время.
– Дай-ка посмотрю, – попросил Алексас. Мальчишка лишь показал ему циферблат. Удивительно: не ошибся, умел пользоваться часами.
Алексас опаздывал. Он вскочил на ноги, тут же отругав себя. Перед глазами потемнело, мир зашатался, но морок быстро развеялся.
– И да, – он улыбнулся сидящему мальчишке. – Верни мои часы.
Газетчик надулся, недовольно покрутил добычу в руках, но всё же подчинился.
– Будем считать, господин, что я у вас больше не в долгу! – Сияя, он тоже встал. – Откупился.
– Хитро. И правда будем так считать. Хотя…
Алексас призадумался. Посмотрел в большие глаза мальчишки, искрящиеся интересом ко всему, до чего дотянутся руки. И протянул часы назад.
– Забирай. Пригодятся.
Мальчишка ухватил их мгновенно, чуть ли не с рукой в придачу. А Алексас, отряхиваясь на бегу, понесся к куполам из изумрудного стекла.
Народу перед собором Вечного Осириса толпилось больше обычного – предпраздничная лихорадка уже накрыла город, люди носились в поисках подарков (обычно, конечно, ушебти) и не упускали возможности проскочить через соборную площадь. Тем более в этом году так рано расцвела сирень. Площадь перед храмом была засажена ею так плотно, что от запаха густых пастельных гроздьев кружилась голова.
Собор начали строить за несколько лет до открытия господина Шампольона, и тогда, конечно, ни о каких изумрудных куполах, тем более об Осирисе, речи не шло. Но когда боги Старого Египта явили себя миру, когда люди более-менее свыклись с новой реальностью, было решено не уподоблять новые храмы египетским. Каждый город сохранял привычную архитектуру, дополняя ее, экспериментируя под стать богу-покровителю. В мадридском хрустальном храме Амона-Ра стёкла и зеркала заставляли солнечный свет раскрыться золотыми бутонами, взреветь ослепительным блеском; в парижском соборе Анубиса, некогда знаменитом Нотр-Даме, черные готические шпили чуть ли не протыкали небо, а к горгульям присоединялись шакалоголовые изваяния; лондонское Вестминстерское аббатство дополнилось статуями быков-аписов в честь демиурга и вечного разума бога Пта; в Берлине, на площади перед построенным совсем недавно храмом Тота, возвышались величественные обелиски с золотыми ибисами на вершинах. Санкт-Петербург подарил своему небу огромный, будто сотканный из застывшего северного сияния изумрудный купол и два поменьше, по бокам. В остальном архитектуру старого храма сохранили – разве что разбавили рельефы иероглифами и мифологическими мотивами да колонны изваяли под стать египетским.