Век героев - стр. 15
Но вот теперь его пасынок стоит, стиснув руку безродного грязного заморыша, и глядит на приемного отца незнакомым решительным взглядом… И об эту решительность, как прибойные волны о скалу, разбиваются все гневные мысли полемарха о том, что ведь и он, Амфитрион, тоже потомок Зевса и Персеид! И он не должен спускать Алкиду его неслыханную наглость и вызывающие слова!
«Мой родич» – да как он только осмелился сказать такое?! Хвала богам, в их роду нет и не было нищих, бродяг, изгоев, метанаст!
Но…
«Мой родич» – значит, и родич Зевса тоже? Вот и думай теперь, как ответить на дерзкий вызов любимого сына громовержца, полемарх!
Эйя, а ведь в бою при виде направленного на тебя копья ты не колебался бы так долго, верно?..
– …А, мальчишки наконец-то вернулись! – весело сказал Ликимний, входя в мегарон. – Что, набегались, жеребята? А это что с вами за красавец?
– Послезавтра я запишу Иолая в списки фратрий, – с огромным трудом преодолевая каждое слово, медленно проговорил Амфитрион. – Алкмена, скажи Галантиаде, чтобы она привела мальчика в порядок…
– Спасибо, отец! – громко воскликнул Геракл.
– …А теперь ступайте, – словно не услышав этих слов, приказал сыновьям полемарх. – Вымойтесь, переоденьтесь и постарайтесь вести себя вечером так, чтобы мне не было стыдно за вас перед гостями!
Края облаков чуть порозовели, но это был еще не закат, а лишь предупреждение о приближающемся закате. В дубовой роще несколько раз коротко просвиристели цикады и смолкли, раздумав нарушать ленивую сонную тишину.
– Я никогда тебя не спрашивал, откуда ты тогда взялся в Фивах, – глядя в спину Иолая, задумчиво проговорил Геракл.
Иолай смотрел на далекий Змеиный Холм – так, как будто ничего интереснее в жизни не видел.
– Да, – не оборачиваясь, отозвался он. – Ты меня никогда об этом не спрашивал…
2
Дома полезнее быть, оставаться снаружи опасно…Гесиод, «Труды и дни», 8 век до н. э. (перевод В. Вересаева)
В Долину Лани, что лежала в самом сердце Акарнанских гор, смогла бы добраться не каждая лань: обрывистые, поросшие лесом склоны, ущелья с грозными отвесными стенами, вершины, на которых по полгода лежал снег, обескуражили бы самого бесшабашного кентавра.
Жители долины нечасто видели чужих – тем больший поднялся переполох, когда однажды осенним утром по единственной тропинке, сбегающей в долину с гор, в деревню вошла девчонка лет пятнадцати с грудным ребенком на руках. Ее босые ноги были в крови, тело прикрывали жалкие лохмотья, тонкие светлые волосы мокрыми прядями прилипли к ввалившимся щекам, и глазевшие на чужачку крестьяне громко удивлялись, как она ухитрилась пройти через горные перевалы во время осенних дождей. Добраться сюда осенью даже из ближайшей деревни было под силу разве что Артемиде-охотнице!