Век Филарета - стр. 75
Господин в домино любезно улыбнулся и произнёс фразу по-французски. Филарет не понял, рассеянно поглядел на незнакомца, поклонился и молча отошёл, стыдясь своей неловкости и замечая странные взгляды членов Синода.
– Кто ж это? – спросил он, когда домино сбежал вниз.
– Князь Александр Николаевич Голицын, наш обер-прокурор.
Бал едва дошёл до своей половины, когда государь незаметно удалился. После того и митрополит счёл возможным отправиться домой. Чёрные наряды духовенства рассекли толпу. Все оглядывались на белый клобук Амвросия и ярко-вишнёвую рясу Феофилакта. Филарет шёл позади, опустив глаза, но услышал, как кто-то сказал за его спиною:
– Посмотри, какой чудак!
На ступенях дворца стояли лакеи с факелами и фонарями. Громко фыркали застоявшиеся лошади, на них покрикивали кучера. Пробежал с радостным лицом какой-то мальчик в зелёном мундире и белых лосинах. Дюжие лакеи в напудренных париках осторожно сводили по ступеням старую барыню в наброшенной шубе и меховом капоре.
Филарет топтался на ступенях, усталый и чуть отупевший от массы впечатлений. Он предвкушал, как поделится своим недоумением и вопросами с отцом Евграфом, вдруг слёгшим от недомогания… Но как же добраться до лавры?
Он видел, что кто-то машет из высокой кареты, но лишь когда митрополит высунулся, Филарет сообразил, что зовут его.
Ехали молча. Митрополит дремал, закрыв глаза и откинувшись на подушки, а Филарет, перед глазами которого всё ещё хаотически вертелся и оглушительно гремел бал, тихо шептал:
– Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!.. Господи, помилуй!
Глава 3
В семинарии и академии
Петербургская жизнь начиналась трудно, да ведь и ничто не давалось Дроздову просто так. Он добросовестно входил в обязанности инспектора семинарии, обязанности многосложные и хлопотные, и спешно составлял конспект для философских лекций. Тяготило и то и другое.
Никогда ранее не занимал он административной должности, а туг вдруг оказался руководителем двухсот молодых людей, сильно различавшихся как по степени нравственности, так и по успехам в науках. Душа его лежала к богословию, а оказывалось необходимым погрузиться в холодные воды философии, которую знал меньше и хуже. Впрочем, можно было довольствоваться привезёнными лаврскими записями… Но как понятнее и точнее объяснить их воспитанникам? Он составлял один за другим планы курса, прочитывал книги из митрополичьей библиотеки, а вечерами самоучкою одолевал французскую грамматику, чтобы прочитать как бы в насмешку присланную от архиепископа Феофилакта книгу Сведенборга.
В середине февраля в Петербург прибыл старый друг – Евгений Казанцев. Полегчало на сердце Филарета, когда он увидел знакомую высокую фигуру и услышал звучный баритон, но тут же нагрянула и тревога.