Век Екатерины Великой - стр. 88
– Ой, картина та самая, знаменитая, кою никто не видел, где она голая маленькая девочка. Вы видели? – спросил, смеясь, Федор Барятинский, оборачивая возбужденное лицо к остальным. – Ее, наверное, написал тот самый Караваки, который и царя Петра рисовал.
– Какая картина? Я ее не заметил, – ответствовал наследник. – Ну-ка дай посмотреть, – двинул он локтем князя. Выпучив глаза, он пристально вглядывался в отверстие, но ничего толком не увидел. – Врешь ты, – сказал он Барятинскому, – ничего там нет!
Удивленный Барятинский снова прильнул к отверстию.
– Любимец ее, Разумовский, расселся так, что закрыл картину. Потому и не видно, – ответственно заявил он через минуту.
– Ну и Бог с ней! – махнул рукой Петр. – В следующий раз рассмотрю.
Великая княгиня чем-то была занята в своих покоях и не спешила на зов Петра, но когда пришла, решительно отказалась подсматривать, несмотря на настойчивые уговоры мужа.
– Я слишком хорошо усвоила уроки твоего великого деда, – не поддавалась Екатерина, отвернувшись.
Наследник сделал постное лицо.
– Что вы имеете в виду, сударыня? – спросил он, оглядываясь на своих друзей.
– Надо бы вам почитать «Юности честное зерцало», кое написал царь Петр самолично, – сказала громким шепотом Екатерина, оглядывая остальных с сожалением. У многих с лица сошла улыбка. Они явно почувствовали себя виноватыми.
– Что там еще за зерцало? – не без язвительной ужимки спросил Великий князь.
– Там в самом конце написано рукой императора, что подслушивать и подсматривать – невежество.
Великий князь переглянулся со стоявшим рядом Левушкой Нарышкиным. Тот отвел глаза.
– А я читал Петра Великого «О достоинстве гостевом на ассамблеях быть имеющим», – сказал Барятинский. – Читали ли вы ее, княгиня?
– Не читала. Почему же вы интересуетесь?
Барятинский пожал плечами.
– Да так. В ней он изволил давать советы, как надобно себя вести, и всякое такое, да… И как надо пить вино. – Барятинский был изрядно пьян, как, впрочем, и остальные.
– Давайте-ка лучше выпьем еще, – предложил князь Голицын тихим заговорщическим тоном.
– Правильно! – весело поддержал его весельчак Левушка Нарышкин. – А то ведь мы еще не в кондиции, как говаривал сам царь Петр.
Все с готовностью ринулись в соседнюю комнату.
Екатерина смотрела на сие представление с отвращением. Нет, подсматривать и подслушивать было тем, чего она никогда бы себе не позволила. Оному первым делом ее научила мадемуазель Кардель. И как можно подглядывать за человеком, коего столь глубоко уважаешь? Екатерине всегда казалось, что невозможно не обожать императрицу Елизавету. Тем паче, что Екатерина всегда чувствовала к себе искренне благоволение государыни.