Ведущая на свет - стр. 7
Когда над моей головой вдруг раздается сухой раскат грома, я вздрагиваю и сбиваюсь с полета.
Непростительный просчет для ангела из Святой Стражи, вообще-то.
Потому что из-за потери концентрации одно из двух моих крыльев тут же сводит резкой судорогой, и оно вдруг исчезает. Совсем.
Не сомневайся в промысле Небес, Агата…
А я усомнилась.
И я падаю.
Вниз.
В Лимбе не умирают, второй раз не умрешь.
Несмотря на это, с землей мне встречаться больно…
2. Вкус чужой боли
Я прихожу в себя от боли. Жжет затылок, спина пылает, будто ее секли плетьми три часа кряду. Откуда я вообще знаю, как секут плетьми? Ой, да без понятия. Но сравнение подобралось вот такое.
Я не сразу осознаю, что могу шевелиться, кажется, что эта боль меня парализует, ослабляет. Надо мной едва-едва голубое небо и слепящее, режущее глаза белое солнце.
В этом небе я летела, под этим небом не удержала внимание на тяжести крыла. Оно рассеялось, и я рухнула вниз. Паршивый из меня Страж Полей, что бы там ни говорил Джон.
Одно мое крыло – не рассеявшееся – неловко изогнулось под моей спиной. Судя по острой боли – сломано. Хотя падение смягчило. Ударься я головой, было бы хуже…
– Святоша, – тихо хрипит кто-то из-под моей спины, – я чую, что ты очнулась, слезь с меня, будь добра.
Твою же любимую мамочку, Агата! Ты на кого-то упала!
Собираю себя в кулак, отрешаюсь от боли, скатываюсь на землю.
Подо мной – крест. К таким крестам на Поле Распятых приковывают демонов.
Ой-ой. Я упала на крест, обрушила его на землю.
Будет мне сегодня выговор, будет и штраф. Мистера Пейтона хлебом не корми, дай наложить взыскание. Очень суров и придирчив этот мой начальник. Мне кажется, что ко мне особенно. Джон успокаивает меня, говорит, что по три шкуры Артур Пейтон дерет со всех своих подчиненных. А я прямо не знаю… Мне порой кажется, что где-то в прошлой жизни я наступила мистеру Пейтону если не на хвост, то на ногу – точно.
Может, это так у меня совесть нечистая чешется, потому что Артуру не за что испытывать ко мне приязнь. Работник я паршивый, в Лимбе водятся и получше. А греховный кредит у меня большой. Немногим меньше, чем у тех, кто начинает демонеть. От обращения в демона меня не так уж много отделяет. Чуть-чуть расслабься, чуть-чуть искусись – и пойдешь в обратную сторону от освобождения.
– Я ни на что не намекаю, но святая земля жжет меня не меньше креста, – слабо звучит все тот же мужской голос, – и валяться между двумя калеными наковальнями не входит в комплекс моих карательных мер. Они должны быть болезненны до грани сознательного. А я вот-вот отрублюсь.