Ведун. Слово воина: Слово воина. Паутина зла. Заклятие предков - стр. 84

Путники спешились у крайнего двора, толкнули калитку, вошли внутрь. Толстяк, недовольно пыхтя, завернул в дом, Олег двинулся следом.

Внутри избу примерно пополам разгораживала большая русская печь, с занавесочками по обе стороны лежака наверху. Топку закрывал железный лист с приклепанной рукоятью, на приступке стояло два глиняных горшка, чуть выше, в специальных выемках сохли порядком стоптанные поршни. Густо пахло тухлятиной, а потому в первый миг Середин даже не решился перевести взгляд в горницу, боясь увидеть там разложившиеся тела. И только когда толстяк, громко топая, прошел через комнату к обитому медью сундуку, ведун решился проводить его взглядом.

В горнице имелось несколько лавок, грубо сколоченный стол, на котором лежали пила и топор. В обоих углах стояло по сундуку, и на том, что слева, в глиняном узкогорлом кувшинчике засыхал цветочный букет.

– Зеркало, – показал Середину купец продолговатую, гладко отполированную пластину. – Это я Милене подарил. Она бы без него никуда не ушла. А это Дидилия. Ее Велюру родители в новый дом давали…

Дидилией оказалась пузатая глиняная баба с отвисшими грудями.

Купец, захлопнув сундук, уселся сверху, сжимая в руках любимые предметы друзей и думая о чем-то своем.

Олег, покрутившись, наконец-то нашел источник запаха: это в одном из горшков безнадежно протухло какое-то варево.

– Глеб Микитич! – хлопнула входная дверь. – А погреб-то забит под завязку! Солонина там, грибы, капуста прошлогодняя, мясо и рыба вяленые. Может, приберем часть, коли все едино никому здесь не надобно?

Толстяк промолчал, качая из стороны в сторону головой.

– Глеб Микитич, смеркается! Может, здесь встанем, дабы в лесу бока о землю не студить? Все дворы пустые!

– Куда же они все делись, ведун? – наконец прервал молчание купец. – Что он с ними сделал?

– Тебе этого лучше не знать, Глеб Микитич, – вздохнул Олег. – Право слово, не нужно. И про детей тоже не спрашивай. Ни к чему это…

– Аплах! – Поднялся с сундука купец. – Суму мою сюда принеси! А ночевать… – толстяк покосился на Середина.

– Без разницы, – пожал тот плечами.

– Ночевать соседний дом займи. Коли не пахнет там, конечно.

Спустя пару минут рыжий воин приволок туго завязанный мешок, выскочил наружу. Купец распустил узел, достал уже знакомый Середину бурдюк, припал к его горлышку, опустошая крупными глотками, потом внезапно оторвался, пролив остатки браги на пол:

– Будь милостива, великая Мара, к обитателям дома сего. Все мы когда-то придем в твои объятия, и коли ты чем-то обижена ими, оставь для меня свою обиду. А друзей моих – прости.